— Когда Эмма Гейл исчезла, в ОКР сочли, что девушку похитили — в конце концов, ее отец, Джонатан Гейл, очень состоятельный человек, — сообщила Чадзински. — Но в прошлом декабре пропала еще одна студентка колледжа.

— Джудит Чен.

— Вам известно, как это произошло?

— В газетах писали, что она исчезла по пути из университетской библиотеки домой.

— ОКР пытается установить возможную связь между двумя этими делами.

— А она есть, эта связь?

— Обе девушки учились в колледже. Пока это единственное, что их связывает. Пуля, которую мы извлекли из черепа Эммы Гейл, не имеет отношения ни к одному из ранее совершенных преступлений, а за то время, что ее тело провело в реке, все трассеологические улики смыло водой. Опять же, единственная улика, которая у нас есть, — это религиозная статуэтка. Я уверена, что об этом вы в газетах тоже читали.

Дарби кивнула. И «Глоуб», и «Геральд» со ссылкой на анонимный источник в полицейском управлении сообщали о том, что в кармане жертвы была обнаружена «религиозная» статуэтка.

— Об этой статуэтке вы что-нибудь слышали? — поинтересовалась Чадзински.

— В лаборатории ходили слухи, что это статуэтка Девы Марии.

— Да, это действительно так. Что еще вы слышали?

— Что статуэтку кто-то зашил в кармане Эммы Гейл.

— Правильно.

— А что говорит по этому поводу НЦКИ? — спросила Дарби. Национальный центр криминальной информации, в распоряжении которого находилась база данных уголовных преступлений, совершенных по всей стране, регулярно обновляемая Информационной службой уголовного судопроизводства ФБР, де-факто считался главным информационным чистилищем, через которое проходили все текущие и закрытые дела об убийствах, розыске пропавших без вести и беглых преступников, а также похищении имущества.

— У НЦКИ нет данных об убийствах, при совершении которых использовалась бы Дева Мария, зашитая в кармане жертвы, — ответила Чадзински.

— Вы разговаривали с местным полицейским психологом Бостонского отделения?

— Мы консультировались у него. — Чадзински откинулась на спинку стула и положила ногу на ногу. — Лиланд говорил мне, что вы недавно защитили докторскую диссертацию по криминальной психологии в Гарварде.

— Да.

— И прошли стажировку во Вспомогательном следственном отделе ФБР.

— Я посещала лекции.

— Для чего, по-вашему, убийце понадобилось зашивать статуэтку в кармане убитой женщины?

— Я уверена, что полицейский консультант-психолог поделился с вами своей теорией на этот счет, и, наверное, не одной.

— Вы правы. А теперь я хочу услышать, что вы можете сказать по этому поводу.

— Дева Мария, несомненно, имеет для него особую значимость.

— Это очевидно, — заметила Чадзински. — Что еще?

— Она считается изначальным и главным архетипом любящей, заботливой матери.

— Вы хотите сказать, что у этого мужчины Эдипов комплекс?[1]

— А у какого мужчины его нет?

Чадзински устало рассмеялась.

— В некотором роде убийца заботился о своей жертве, — пояснила Дарби. — Эмма Гейл оставалась жива на протяжении нескольких месяцев. Ее тело обнаружили в той же самой одежде, которая была на ней в ночь исчезновения. Кроме того, ее убили выстрелом в затылок.

— Вы полагаете, это имеет какое-то значение?

— Этот факт позволяет предположить, что он не мог заставить себя взглянуть Эмме Гейл в лицо и испытывал нечто вроде стыда или даже угрызений совести оттого, что вынужден убить ее.

Чадзински молча смотрела на нее. Пауза растянулась на несколько минут.

— Дарби, я хочу ввести вас в состав ОКР. Можете взять кого хотите из лаборатории в свою группу. Помимо обязанностей эксперта, предлагаю вам стать заместителем руководителя отдела. Вы будете вести расследование вместе с Тимом Брайсоном. Вы знакомы с ним?

— Заочно, — ответила Дарби.

Она почти ничего не знала о Брайсоне, за исключением того, что когда-то он был женат и у него была дочь, которая умерла от очень редкой формы лейкемии. Брайсон никогда не рассказывал об этом. Он всегда был словно наглухо застегнут на все пуговицы, держался особняком и никогда не панибратствовал со своими сотрудниками за стенами управления. Полицейские говорили, что он помешан на работе, а подобное качество всегда восхищало Дарби.

— Это блестящая возможность, — рассуждала между тем Чадзински. — Вы будете первым судебным экспертом в истории управления, которого поставили руководить расследованием.

— Да, я все прекрасно понимаю.

— Тогда почему мне кажется, что вы колеблетесь?

— Если вы действительно так думаете, то почему вы отклонили мое заявление?

— После вашей… встречи с маньяком управление предложило вам помощь профессионального психолога, но вы отказались.

— Я не видела в этом необходимости.

— Могу я узнать почему?

Дарби сложила руки на коленях. Она предпочла не отвечать.

— Вам пришлось пережить душевную и физическую травму, — продолжала Чадзински. — Кое-кто полагает…

— При всем моем уважении, комиссар, меня абсолютно не интересует, что думают по этому поводу другие.

Чадзински вежливо улыбнулась.

— Вы поймали маньяка. А он ухитрялся скрываться на протяжении целых тридцати лет. Эксперты-психологи из ФБР не смогли его найти, а вам это удалось. Так что, на мой взгляд, ваш опыт вполне может пригодиться и сейчас.

— Мне понадобится доступ ко всей информации — отчет об осмотре места преступления, результаты вскрытия и фотографии.

— Тим перешлет вам все копии сегодня же.

— Вы обсуждали с ним мое назначение?

— Обсуждала. Его самолюбие уязвлено, конечно, но он это переживет. Вы же знаете, как мужчины реагируют на подобные вещи. — Комиссар заговорщицки улыбнулась. — Кроме того, мне кажется, что эти два дела только выиграют оттого, что кто-нибудь посмотрит свежим взглядом на улики, которыми мы располагаем, пусть даже их совсем немного. Кого бы вы порекомендовали из сотрудников лаборатории?

— Купа и Кита Вудбери, — не раздумывая, ответила Дарби.

— Куп… Вы имеете в виду Джексона Купера, вашего помощника в лаборатории?

— Да. — Джексон Купер, известный в управлении под кличкой «Куп», помимо того что был другом Дарби, стал для нее после смерти матери кем-то вроде члена семьи. — Куп тоже работал над делом Бродяги. Его помощь была бы очень кстати.