― если срочно не примет меры навсегда потеряет любимую. Он выхватил топор из её рук, бросив:

— Займись детьми, я сейчас принесу малыша, ― быстро помчался в лес, ругая себя, на чём свет стоит, за то, что не забрал ребёнка сразу, оставив одного. Он был добрый человек и не мог простить себе совершённого поступка. В голове крутилось:

— Лишь бы с «ангелочком» ничего не случилось, век себе не прощу!

Задыхаясь и обливаясь горячим потом, Джино добежал до поляны и замер, потрясённый удивительной картиной. Ребёнок безмятежно спал в корзине, неподалёку, словно охраняя его сон, сидел матёрый волк. Заметив охотника, зверь не спеша скрылся в кустах, а перепуганный Джино подошёл к корзине. И только убедившись в том, что мальчик жив, выдохнул спокойно. Уходя, он оставил на земле большую серебряную цепь, которой играли братья.

— Надеюсь, боги примут подношение и простят мой грех, ― думал он.

Охотник возвращался домой мимо поставленных им утром ловушек и не верил себе ― все они были полны. Так что, передав жене младенца, он ещё выложил у порога добытых им зверей. Но Фло даже не посмотрела ни на него, ни в сторону принесённых им даров леса. Она нежно улыбалась малышу и его старшим братьям, обрадованно заглядывавшим в корзину.

В клане найдёнышей приняли хорошо, позволив Джино растить малышей как собственных сыновей. Детям дали имена, и теперь в семье охотника появилось трое сыновей: Энрике, Камилло и младший Анжело, чей непривычный вид сначала смутил старейшин. Однако, вождь взял малыша под свою защиту, сказав, что маленький «ангел» принесёт клану удачу. И только местный шаман нахмурился, но промолчал.

Слова вождя оказались пророческими. Пока дети росли, радуя родителей своими успехами, клан процветал ― все беды обходили его стороной. Фло не могла нарадоваться на детей, несмотря на то, что с Анжело с самого начало были проблемы. Мальчик рос послушным и, в отличие от своих шумных братьев, спокойным. Не лез в драки, большую часть времени проводя с матерью, не чаявшей в нём души. Странно было то, что за всё время Анжело не произнёс ни звука ― он даже не плакал.

Его осмотрели знахарка и шаман, но оба в один голос заявили, что ребёнок здоров и просто не хочет говорить, хотя всё прекрасно слышит и понимает. Никакие уговоры на мальчика не действовали, он только улыбался в ответ, и ругать его было бесполезно. Многие в клане думали, что белокурый ребёнок уродился дурачком. Сколько ни пытался отец пристроить его в подмастерья ― ничего не получалось, Анжело не хотел учиться. Вместо этого он бродил по полям, собирая травы и цветы и составляя из них букеты для матери. Так что, в конце концов, его взял в помощники местный пастух.

— Странный он всё-таки, ― жаловался жене Джино, ― посмотри на его старших братьев: они ― прирожденные воины и охотники. Уже сейчас стреляют из лука и дерутся на мечах лучше меня, хоть и забияки. А Анжело оружия даже в руки брать не хочет, отводит глаза или сразу убегает играть с собаками. Может, он плохо видит? А ещё знаешь, Фло, он с самого младенчества так на меня смотрит, словно помнит тот мой поступок, ну, ты знаешь, о чём я. Будто не простил до сих пор. Ведь быть такого не может, да?

Фло только фыркала в ответ:

— Хватит придумывать глупости, Джино, ничего такого нет. Это совесть тебя мучает. Он просто особенный, придёт время, и, вот увидишь, Анжело всех нас удивит.

— Да ты всегда его выгораживаешь, нашла себе любимчика. Он просто лентяй, не хочет ничему учиться. Может, нарядишь его в своё платье, пусть с девчонками бегает…

И они снова поругались. А раньше такого между ними не было. Спать после этого Джино приходилось одному на сеновале, и, злясь на свой несдержанный язык, он снова и снова вспоминал насмешливые и недобрые взгляды «ангелочка», которые ловил на себе время от времени. От этого у него начинало болеть сердце, и на душе становилось тоскливо.

Он не рискнул бы говорить что-то подобное при Энрике и Камилло. Они обожали младшего и всегда за него вступались. Все в клане знали, что задирать дурачка Анжело нельзя, иначе ни за что не избежать трёпки от его старших братьев.

— Не могу понять ― и откуда у них такая любовь к Анжело? У нас в семье старшие братья всегда меня поколачивали и отнимали самое лучшее. Да и везде так. А эти, словно цепные псы при нём, хоть и нехорошо так думать о собственных детях. Как-то раз я попытался отругать Анжело за разбитую посуду, братья так на меня посмотрели, что я взмок от страха. Что со мной? Неужели боюсь собственных детей? С ума схожу, наверное. Дети ― моя гордость, почему же тогда я всё чаще жалею, что привёл их в свой дом?

Такие невесёлые мысли не делали Джино счастливее. Оставаясь в одиночестве, он становился угрюмым и молчаливым, всё чаще прикладываясь к хмельному напитку ― так хоть ненадолго становилось легче. Однажды, не выдержав, он пошёл к шаману, с которым дружил с детства, напрямую спросив, что «не так» с его детьми.

Шаман разлил брагу по кружкам и, помолчав, выпил залпом:

— Значит, и ты почувствовал, Джино? Да я с самого первого дня, как ты привёл их сюда, понял, что детишки ― непростые. Но только решился сказать об этом на Совете старейшин, как словно железная рука ухватила меня за сердце. Я ― понятливый, и потому промолчал. Веришь, с тех пор даже смотреть в их сторону не рискую. Не знаю, кто они, Джино, нет у меня ответа. Вот тебе мой совет ― хочешь жить, не мешай им…

В тот день охотник вернулся домой, пошатываясь и ожидая, что получит от Фло заслуженную взбучку. Но промолчав, она села напротив него и сказала:

— Я заметила кое-что за Анжело.

— Как, и ты тоже? ― обрадовался Джино.

— Не знаю, что ты имеешь в виду, но вряд ли мы говорим об одном. Наш младший сын часто собирает цветы и травы, но непростые. Я показала их знахарке, та очень удивилась: все они оказались или лечебные, или ядовитые. А ведь его