— Я призываю совет к порядку, — провозгласил он. — Давайте же начнем.

Повинуясь движению пальцев Анселя, караульные распахнули двери. Каждый иерарх подался вперед, чтобы лучше видеть, как войдет осужденный. Ладони Альдерана, спокойно лежавшие на коленях, сжались в кулаки. Здесь присутствовали главные офицеры ордена, подчинявшиеся только настоятелю, второму человеку после лектора Дремена.

Вы только посмотрите на них! Глазеют, словно зеваки на ярмарке, которые ждут, когда хозяин цирка выведет к ним раскрашенную даму или двухголового теленка. Надеюсь, Богиня видит, что Ее немногочисленные избранные собираются учинить Ее именем.

В дверях показались два маршала, ведущие спотыкающегося узника. Длинные спутанные волосы и борода почти скрывали его лицо, но не могли скрыть того, что с ним сделали. Обнаженное тело было покрыто синяками. На спине остались рубцы от плетей, одна нога с каждым шагом оставляла кровавый след на черно-белых плитах пола. Когда маршалы подвели его к перилам из красного дерева, ограждавшим место для свидетеля, юноша рухнул на колени, слишком слабый, чтобы стоять.

Курия как один человек затаила дыхание. Некоторые иерархи демонстративно уткнулись в носовые платки, разглядывая осужденного.

Неужели Сювейон настолько отступил от догматов Алмазного шлема? Вернулся к допросам под плетью, запрещенным уже несколько веков? Ярость свивалась в животе Альдерана, как змея, готовая к броску. И это они теперь называют справедливостью?!

* * *

Гэр упал, и острая боль пронзила его ногу. Жужжащая темнота нахлынула со всех сторон, зал совета превратился в водоворот пурпура и солнечного цвета, засасывающий Гэра вниз, на шахматный пол.

Желудок сжало судорогой. Гэр сглотнул подступающую тошноту и зажмурился, пережидая головокружение. Их отвращение, их болезненное внимание словно иглами кололи его шею. Их молчание звенело громче крика.

Вероотступник! Еретик!

А ему нечего было ответить. Как он мог отрицать правду? От чувства вины его кожа покрылась мурашками.

Вставай, новичок. Что бы тебя ни ждало, встреть это стоя.

Селенас, мастер мечей, протянул жесткую смуглую руку, чтобы помочь юноше подняться с земли на залитом солнцем дворе для тренировок. Теперь ему казалось, что с тех пор прошли века. Но рука помогла ему найти силы для борьбы.

Гэр открыл глаза. Черные и белые плитки пола. Запах мастики, ладана и — милосердная Мать! — его собственного немытого тела. Сбоку виднелось темное дерево и красные мантии. Пусть курия смотрит. Они не увидят его скулящим на полу.

Медленно, чувствуя тяжесть цепей на запястьях. Гэр схватился за перила из красного дерева и заставил себя подняться.

* * *

Альдеран выдохнул, с удивлением осознав, что затаил дыхание. Они его не сломили. Парнишка шатался, но стоял, вскинув голову, чтобы открыто встретить взгляд настоятеля. Альдеран внезапно почувствовал торжество. Надежда еще жива.

Настоятель поднял окованный железом посох и трижды опустил его на постамент, отсчитывая удары сердца. Иерархи в зале застыли. В потоках света, лившегося из высоких окон, плясали пылинки. Солнце перемещалось на запад, и постамент оказался в тени, в то время как подсудимый замер в потоке света.

— Кто стоит перед советом? Голос Апселя потускнел с годами, но в нем по-прежнему жила сила.

— Осужденный, — ответил обвинитель, сжимая в руках приговор. На узника он не смотрел.

— В чем же он обвинен?

— Милорд, он предательски осквернил Дом Богини, согрешил против Ее заповедей и нарушил основные заветы нашей веры.

— Каким образом?

— Колдовством.

Шипение изумленных вздохов поползло со стороны скамей. Одно только слово «колдовство» заставило их потянуться к розариям.

Кулаки Альдерана снова сжались, и он прижал ладони к коленям. Он здесь не для того, чтобы разнести зал совета по камню. Не сегодня.

— Зачем он стоит перед нами?

— Чтобы услышать приговор совета.

Повисла тишина, нарушаемая только скрипом секретарского пера. Затем и скрип прекратился. Несмотря на тяжесть обвиняющих взглядов, юноша держал голову высоко и всматривался в то место в тени, где должно быть лицо Анселя. Обвиняемый не щурился, хотя его глаза наверняка заволокло слезами. Солнце просвечивало через отросшую бороду, обозначая угловатые черты лица. Типичный леанец, от ровных бровей и длинного прямого носа до линии подбородка. Ни намека на беспокойство по поводу того, что он стоит перед советом, одетый лишь в собственный пот. Если юношу это и волновало, он отлично справлялся с собой.

О да, этот будет полезен.

Тишина в зале давила все сильнее. Обвинитель нервно перебирал бумаги, то и дело поглядывая на настоятеля. Даже пылинки, казалось, застыли в воздухе, словно мушки в янтаре. Иерархи на скамьях подались вперед.

Ансель вышел на свет. Седые волосы нимбом светились вокруг его головы, когда он забирал у обвинителя лист с приговором. Курия поднялась на ноги, шелестя мантиями и скрипя скамьями.

— Тебя обвиняют в неоднократном применении колдовства, детали которого уже обсуждались на совете, — сказал Ансель, глядя на пергамент. — Совет выслушал все доказательства твоей вины, включая заявление элдера Горана, сделанное под присягой. Мы также выслушали показания других свидетелей, данные под присягой в этом зале, и доклады о твоем признании.

Он посмотрел на Гэра. Юноша, надо отдать ему должное, не дрогнул.

— Совет вынес вердикт. Готов ли ты услышать приговор, сын мой?

— Готов, милорд.

Альдеран покачал головой. Храни Богиня этого мальчика, он смотрит в глаза проклятию!

Настоятель помолчал, и все внимание присутствующих сосредоточилось на нем.

— Я оглашаю вердикт совета. — Речь Анселя стала плоской и холодной, как камень. — Мы установили, что обвиняемый виновен по всем статьям. И приговариваем его к смерти через сожжение.

* * *

Гэр вцепился в ограждение и сжал колени. Он не упадет. Не упадет! Но приговор все так же ревел у него в ушах.

Будь светом мне и укрепи меня в час моей смерти, Великая Мать, если Ты все еще слышишь меня! Я не хочу умирать!

— Однако…

Ансель скомкал пергамент. Обвинитель моргнул, брат хронист, сидевший напротив него, выпучил глаза на настоятеля. Влажный рот приоткрылся, когда скомканный в шар пергамент упал на стол и скатился на пол.

— …учитывая твое предыдущее послушание и добродетельное поведение, было подано и принято прошение о милосердии. Совет должен учесть эти факты и, следовательно, сменить приговор на клеймение, отлучение от эадорианской веры и пожизненное изгнание. У тебя есть время до заката, чтобы покинуть город. И пусть Богиня помилует твою душу.