– Думаю, что не скоро, – согласилась я.

– Вот и пойдем, а то самое интересное пропустим!

– Ладно, пошли почтим своим присутствием начало новой вехи в истории нашего города, – сказала я, встала из-за стола и пошла к двери.

– Подожди! – крикнула Лера во весь голос, и я даже вздрогнула от неожиданности.

– Что еще?

– Неужели ты даже губы не накрасишь? Что-то они у тебя смазанные. Кофейком, наверное, баловалась?

– Да, пила недавно кофе, – призналась я и посмотрела на свое отражение в зеркале. Оно мне понравилось даже с ненакрашенными губами. – Ладно, Лера, все нормально, пойдем!

– Нет, так дело не пойдет! Говорю же, там телевидение! Надо выглядеть на все сто!

– Ну хорошо, сейчас накрашу губы, если ты на этом настаиваешь. – Я вернулась к столу, вынула из сумки помаду и снова подошла к зеркалу.

Пускаться в дальнейшие пререкания с Гулькиной мне совсем не хотелось. Она бы все равно не поняла, почему я не чувствую праздника и почему не стремлюсь попасть в «кадр».

– Ну вот, совсем другое дело! – Лера потянула меня за руку, и мы длинными коридорами пошли в новый цех. По дороге она трещала без умолку о том, что сегодня великий день.

Кассирша была права – вся заводская жизнь сконцентрировалась именно в новом цеху. Оживление там было немыслимое. На лицах заводчан была такая радостная просветленность, что я сразу почувствовала себя лишней. А Лерка тащила меня вперед, туда, где телевизионщики брали интервью. Популярная горовская телеведущая Нонна Меличковская задала вопрос начальнику цеха, а в ответ послышался целый хор голосов, унять который было невозможно. Все чувствовали себя причастными к предстоящему событию, абсолютно все. Но громче остальных кричала уборщица Катерина Ивановна, кстати, что-то насчет праздника. Потом прошел шепоток, что приехал мэр, а с ним еще несколько городских чиновников. Для их прохода к красной ленточке, за которой стояли новые автоматы, быстренько организовали коридор. Гулькина умудрилась пристроиться сразу за руководством, чтобы удачно позиционировать себя перед телекамерами. На ее счастье, никакой охраны у высокопоставленных гостей не было. Мэр Бурляев в отличие от предшественника любил подчеркнуть свою демократичность.

Я намеренно отстала от Валерии и даже попятилась назад, чтобы попасть через запасной выход на свежий воздух. Но пути к отходу были перекрыты плотным кольцом заводчан. Зажатая в толпе, я была вынуждена слушать длинные речи, предваряющие торжественный акт разрезания алой ленточки.

Первым ударился в ностальгические воспоминания Кудринцев, наш генеральный директор:

– Я пришел на этот завод еще совсем зеленым мальчишкой. Помню, как сейчас, тот первый брус, такой гладкий, с влажными боками, который медленно вытягивался из стального «мундштука» и тут же попадал под ритмичные удары проволочного ножа. Сейчас, по прошествии стольких лет, могу вам признаться, что я тогда испугался – смогу ли этим процессом управлять, сдюжу ли?

– Еще как смог! – крикнул из толпы какой-то подхалим.

– Да, действительно смог, – подтвердил Владимир Дмитриевич. – А проработав месяц-другой, я даже стал получать удовольствие, глядя на то, как автомат четко режет глиняные бруски на ровные красные кирпичики... Тот автомат больше тридцати лет держит установленный ритм, без устали пружинит вверх-вниз, снова вверх-вниз... Нет, он до сих пор не устал и не выдохся. Но что такое сегодня пятьдесят тысяч кирпичей в смену? Это – мелочи! Пришли новые, прогрессивные технологии... Дорогие мои заводчане, нам с вами посчастливилось стать свидетелями того, как появится на свет первая легкая, но прочная и теплая стеновая сэндвич-панель...

Народ позади меня неожиданно рассосался, и я вышла из цеха на свежий воздух, в небольшой дворик между двумя Г-образными заводскими корпусами. Там не было ни души, только стенд с фотографиями передовиков производства. Вот к нему-то я и подошла, от нечего делать. Честно говоря, мне было не по себе оттого, что я одна не ощущаю на душе праздника, не жажду попасть в «кадр» и не мечтаю стать свидетельницей того, как из базальтового сырья спрессуется первая стеновая плита. Но что поделаешь, мне не присуще лицемерие, а потому я не могу восхищаться процессом, в котором нет никакой красоты и романтики. Но неужели все остальные заводчане лицемерны, или они в отличие от меня способны разглядеть в грубом производственном процессе творчество созидания?

Впрочем, церемония открытия нового цеха постепенно стала наскучивать отдельным рабочим и служащим. Кто-то вышел из цеха покурить, а кто-то просто поболтать. Я как-то сразу оказалась в центре внимания рабочих – ветеранов производства, тех самых, чьи фотографии висели на Доске почета.

– Полина Андреевна, вот скажите нам, пожалуйста, почему людей с улицы набрали в новый цех? Неужели никто из моих ребят с корейским оборудованием бы не справился? – вопрошал седоволосый мастер цеха со смешной фамилией Копчик.

– Ну это вопрос не совсем по адресу, я ведь кадрами не заведую, – заметила я. – Вам надо было заблаговременно обратиться в службу персонала и дать рекомендации своим подопечным.

– Да обращался я, вот насчет него хлопотал, – Копчик показал на высокого молодого человека, стоящего рядом с ним. – Но все без толку, никто к моему мнению не прислушался.

– Похоже, я всю жизнь на глиномешалке работать буду, – сумрачно заметил тот. – Между прочим, я техникум с красным дипломом окончил, и мне даже обещали, что переведут в новый цех. Но дальше слов дело не пошло, туда почему-то новичков с улицы набрали. Где справедливость?

– А я тоже не хочу вкалывать до пенсии у сушильной печи, – пожаловался мужчина лет сорока с хвостиком. – Здоровье уже не то. Полина Андреевна, вы ведь юрисконсульт, так?

– Именно так, – подтвердила я.

– Так вот скажите, разве наши права не нарушены? Я раньше всех написал заявление с просьбой о том, чтобы меня перевели из жаркого цеха на «сэндвичи». А Колька Почивилин даже не думал об этом, так ему в отделе кадров сами предложили туда перейти. Там ведь и зарплата выше, и условия труда щадящие! А чем он лучше меня? Он ведь на заводе без году неделя, и ему так подфартило!

– Да, Полина Андреевна, почему такое неуважение к проверенным рабочим? – не унимался Копчик. – Разве они не заслужили лучших условий труда?

Я не знала, что ответить на эти вопросы. Не была к ним готова. Но, выслушав жалобы рабочих, поняла, что не я одна не чувствую сегодня праздника. Кое для кого открытие нового цеха – это личная драма. Оказывается, отдельно взятые рабочие возлагали большие надежды на новое производство, но зря. Их просто-напросто кинули. Если бы они пришли ко мне раньше, хотя бы неделю назад, я бы попыталась что-то для них сделать. А теперь их справедливые претензии, заставшие меня врасплох, вряд ли можно было удовлетворить.

В дверях запасного выхода показалась Аронкина, начальница отдела кадров. Она внимательным взором обвела всех тех, кто игнорирует праздничную церемонию, и быстрым шагом, не соответствующим ее тучной фигуре, направилась к Доске почета.