не потревожить жену, не толкнуть ненароком. Укрыл ее пледом поплотнее, ласково погладил по плечу.

Олеся почувствовала знакомый укол грустной зависти и сникла. Язвительно шутить, дабы кого-то взбодрить или встряхнуть, или привести в норму, ей расхотелось. Не потому что она осознала неуместность своих злых острот, а вот просто так взяло, и расхотелось.

Оно и к лучшему. Незачем Виталика злить, у него и так нервы на пределе. И Танюшу таким способом не успокоишь, теперь это стало понятно.

Витин рассказ был скуп и занял минут десять, не больше. Но краткого повествования хватило, чтобы она смогла понять, как все серьезно. Таньку застали над остывающим трупом с орудием убийства в руках, и у нее имелся мотив, плохонький, но имелся. А что еще для ментов надо?

– Вам нужно срочно обратиться к частному сыщику. Сейчас этих контор пруд пруди, – решительно заявила Олеся.

Тоже мне совет. Даже не на троечку.

– Обращались, – буркнул зять. – И не в одну. Говорят, что сыщику на месте преступления по прошествии трех дней делать нечего. Советуют найти хорошего адвоката. Прямых улик нет, значит, шанс убедить присяжных имеется.

– Будут присяжные?

– Откуда я знаю? – он пожал плечами. – Так в детективном агентстве сказали.

Татьяна после этих слов зарыдала в голос.

«Опять представление… Ну, да. А как же без него», – раздраженно подумала Олеся.

Числилась за Танькой такая черта – по малейшему поводу демонстрировать свою несчастность, принуждая близких сюсюкать с ней и жарко успокаивать.

Она в детстве была недолюбленным ребенком, но, ёлы-палы, муж-то ее любит! Еще как! Да и сестра.

Олесю вдруг как водой окатило. Что с тобой, Лёля дорогая? На Таньку беда свалилась, а ты за сопли на нее злишься?! Откуда такое бесчувствие? Еще и бравируешь этим.

Она выбралась из кресла и, подойдя к дивану, присела на корточки возле изголовья. Погладила сестру по плечу, проговорила ласково:

– Эй, Танюшка!.. Ну, что ты… Не плачь. Мы что-нибудь придумаем. Ты ведь никого не убивала.

Танька, горестно всхлипнув, развернулась лицом к сестре, обхватила руками Олесю за шею, уткнулась ей в ключицы и срывающимся шепотом произнесла: «Я никого не убивала. Но я так боюсь, Лёля… Меня посадят в клетку в зале суда, и зачитают приговор, и все будут на меня пялиться… А потом меня переправят в бетонную камеру с решетками на окнах, где уже сидят двадцать уголовниц, и оставят там на пятнадцать лет! Мне придется шить рукавицы и ватники, но это ерунда по сравнению с тем, что с Витей я буду видеться раз в месяц! Раз в месяц, Лёля! Или даже реже… И как он тут без меня?! И что он тут…»

И Танька разрыдалась пуще.

Олеся быстро взглянула на зятя. С напряженным лицом он уставился в стену с висящим на ней гобеленом, где был изображен величественный средневековый замок. Картина была огромна, полтора метра по горизонтали и метр в высоту, если учитывать золоченый багет, ее обрамляющий. Родионовы уважали купеческую пышность.

– Я обещаю тебе, что непременно что-нибудь придумаю, – твердо проговорила Олеся, потому что ничего другого в голову не пришло.

Виталий криво ухмыльнулся, не повернув головы. Танька, как ни странно, рыдать перестала. Спросила:

– Точно? А у тебя получится?

– Я буду стараться. Это в моих интересах, Танюша. Иначе придется мне передачки тебе слать регулярно, на брикеты с чаем тратиться и на махорку. А оно мне надо?

Танька снова захлюпала, и Олеся поняла на свой счет, что психолог из нее никудышный.

– Ш-ш-ш… Тихо, тихо… – зашептала она сестре на ухо, успокаивая, и погладила по волосам. – Я пошутила. Я просто неудачно пошутила, Таня. Все будет хорошо. Только объясни мне, пожалуйста, зачем тебя в тот вечер понесло на второй этаж?

Случаются такие дивные дни на первой неделе октября – с воздухом хрустально чистым и небом высоким, синим, без единого облачка, ветерком теплым, ласкающим лицо, с шелестом ярко-пестрой листвы под ногами и ее тонким волнующим ароматом. Жизнь тогда представляется простой и радостной, сердце наполняется предчувствием счастливых перемен, а маячащая в перспективе ноябрьская хандра притворяется легкой и отчасти приятной.

Татьяна всегда любила эту пору. Теперь не любит.

Раут был назначен на половину четвертого, гости съезжались вразнобой, из-за чего в полном составе собрались к четырем, но, похоже, хозяин так и предполагал. Первые прибывшие, в числе которых были Татьяна с мужем, получили возможность перед началом мероприятия прогуляться по дорожкам фруктового сада, больше напоминавшего миниатюрный парк, и вокруг особняка – со всех сторон и во всех отношениях ухоженного.

Коттедж был стильной архитектуры, в два этажа ступенькой, а, если брать в расчет полуподвал, то в три. Имел просторную террасу, где могла бы разместиться парочка бильярдных столов вместе с игроками и болельщиками, и застекленную оранжерею на плоской крыше первого этажа – той самой ступеньке.

Это был рядовой шик среднего уровня, но Татьяну он впечатлил. Она не была патологически завистлива, но достаточно тщеславна, чтобы почувствовать, знакомясь с домом и его хозяином, неприятную пришибленность и раздражающую ее саму робость. Квартира Родионовых на шестом этаже высотки, пусть и элитной, но за пределами третьего транспортного кольца, ни в какое сравнение не шла с облицованным натуральным камнем и покрытым медной черепицей особняком в охраняемом поселке ближнего Подмосковья.

Особняк и парк, и бассейн, и площадка для тенниса, и вообще все, что было внутри решетчатого забора из переплетающихся затейливыми вензелями чугунных прутьев, принадлежало Аркадию Михееву, начальнику департамента из областного министерства здравоохранения. Танькин муж лично знаком с ним не был, Татьяна – тем более, поэтому приглашение на прием стало для них неожиданностью, к тому же приятной. Как выяснилось несколько позже, чиновник был поборником синергии власти и бизнеса в целях наилучшего исполнения задач, поставленных Правительством перед министерством. Иными словами – он был мастером припахать бизнес к государственным интересам, хочется тому или не хочется.

Об этом Татьяне доложила Майя Хохлова, с милой улыбкой потеснившая ее возле большого зеркала в холле особняка. На вскидку, ей было под пятьдесят, но пухленькая блондинка выглядела превосходно, сумев подчеркнуть облегающим трикотажем достоинства внешности, отчего недостатки, если и были, сделались незаметны. Танька сразу запомнила ее фамилию, потому что в школе сидела за одной партой с Хохловой, но Наташкой, а остальных приглашенных смогла запомнить только по именам. По фамилиям она их узнала несколько позже.

Не только Родионовы были здесь новенькие, еще одна семейная чета была приглашена впервые. Хозяин перезнакомил своих гостей на поляне перед домом, в самой непринужденной обстановке, создавать которую вокруг