отказать не смог? Потому что не захотел? Чтобы смешным не выглядеть? Типа, не подкаблучник ты, а вольный казак? Если бы отказался, то и беды бы не произошло. Не устроила бы Танька скандал в результате, и никто бы впоследствии не заподозрил ее в преступлении по причине наличия мотива.

– Слушай, Лёля, ну не мучь ты меня!.. Виноват, признаюсь, и перед Таней повинился, но что я еще могу сделать? Я же говорю, взял бы на себя, да алиби железное.

– Про алиби отдельный вопрос. Всем известно: если оно железное, это очень подозрительно. Кто тебе его обеспечил, алиби твое?

Танька перестала хлюпать и взглянула на Виталия округлившимися глазами. Быстро вскочила с дивана и кинулась ему на шею. Ликующе проговорила:

– Так это ты прихлопнул гадину! Да, Витька, ты? А я, кретинка, думала, что тебе все равно… А ты…

– Нет, малыш, нет, – освобождаясь от ее объятий и снова устраивая на диван, проговорил Виталий. – Это был не я. И не ты. Тебе просто не повезло. Ты оказалась не в то время и не в том месте.

Танька сникла. Подтянула колени к подбородку, уткнулась в них носом. Виталий укутал ее пледом. Она дернула плечом.

«Напрасно она так, – неодобрительно подумала Олеся. – Хотя… Будь ты на ее месте, неизвестно, как бы себя повела».

– Ну, рассказывай, что сам делал и где был в момент преступления, – потребовала Олеся.

– Зачем тебе подробности? – набычился зять. – Достаточно того, что я не мог его совершить. У меня…

– Алиби, я помню, – оборвала его Олеся. – Видишь ли, Витя… Те люди из полиции, которые Танькино дело вели, вполне могут считаться высокими профессионалами, и, скорее всего, ими являются. Но для них моя сестра – проходной персонаж и обезличенный к тому же. И разбирались они в этом деле по многажды отработанной схеме, дающей быстрый результат. Они его и получили быстро. Я – дилетант. Я меньше, чем дилетант. Но Танька для меня – это Танька. Поэтому я выискивать буду любую зацепку, чтобы увидеть то, что предпочли не заметить они. Увижу и до них донесу. Донесу, будь уверен. Поэтому кончай пузыриться и выкладывай все по порядку.

Произнеся последнюю фразу, она осеклась, себе неприятно удивившись.

Что с тобой происходит-то, Лёля? Откуда агрессия, язвительный тон, выражения, опять же, хамские?..

Тебе, конечно, нравится острить, и это у тебя неплохо получается, однако твои шутки на выходе всегда беззлобные и безвредные. А сегодня не успела порог родионовской квартиры переступить, как принялась Витьку шпынять, да и Танюшке досталось. Ты сделалась язвой, Олеся? Вот так вдруг и внезапно перекинулась?

Все просто: за Таньку испугалась, на Витьку разозлилась, вот и весь ответ.

Ну что ж, обосновала. Но все же будь поаккуратней. Иначе прирастет намертво шкурка, и из кратковременной язвы превратишься в постоянно действующую. Станешь желчной и злобной разведенкой, от которой будут шарахаться подруги и приятели. Хотя приятелей у тебя как раз и нет. Но если станешь язвой, то их никогда не будет.

Мужики только на словах тащатся от стерв. Брешут. Стерв никто не любит. Но мужики парадоксально к ним тянутся. Глючится им, болезным, что смогут стерву приручить, а это круто – в глазах друганов и всего окружающего мира. Ага, как же, приручил один такой. А если и приручил, значит, то была не стерва.

– Витюш, – сказала она, – извини, заносит меня что-то. Нервы. Расскажи все-таки, что следователю рассказывал. Вдруг упустил какой-нибудь нюанс, а сейчас вспомнишь…

Он кивнул. Откашлялся в кулак. И начал говорить, глядя поверх Танькиной макушки:

– Когда Таня в кресле у камина сидела, я подошел к ней, а она от меня шарахнулась. Я хотел ее поддержать! Чтобы она поняла, что мне абсолютно по фигу, как остальные ее поступок расценивают. Она мою руку с плеча сбросила, вот как только что, один в один. Я обиделся, естественно. Тем более, эти самые «остальные» пялились отовсюду. Когда я это заметил, мне сделалось совсем хреново. И зло разобрало. Решил проветриться.

Он вышел из гостиной, остановился в центре пустого холла. Из-за закрытой двери кухни доносились звуки льющейся из крана воды, звон столовых приборов, а еще запах ванильной выпечки и кофе, но Родионову было не до десерта.

Видеть не хотелось никого.

Если устроиться на пуфике за пальмой, кто-нибудь из гостей все равно его отследит, займет соседний и привяжется с разговорами. Хорошо, если не «русалка». А если она? А если вслед за ней выйдет в холл Татьяна?

Танькой он дорожил. Родионов хорошо понимал, что ему самому выгодно, чтобы жена была с ним счастлива и спокойна. Он был тотальный прагматик и посему придерживался твердого убеждения, что брак должен быть крепким, как броня, таким, чтобы при любой передряге можно было укрыться в своем логове, отсидеться, набраться сил, зализать раны, если они случатся. Никакая интрижка на стороне не стоит разбалансировки в семье, которая непременно в результате произойдет – рано или поздно, но непременно. Он наблюдал у других, он знает. Тогда повседневная жизнь превращается в тяжкую муку, и уже не до бизнеса, не до отдыха на побережье, вообще ни до чего. Слезы, истерики, битье посуды. Упреки в ответ на недомолвки и ложь… Бумерангом встречный левак.

И ради чего все это? Ради какого волшебного праздника уничтожать свою безопасную тихую гавань?

Все эти «праздники» – обманка, похмелье догонит, и в одночасье сделается на душе мерзко, как будто сам себе в карман нагадил.

Даже если, обманывая жену, станешь обманывать и совесть, закон возмездия не обхитрить. Правда, в этом случае расплачиваться придется не сразу. Но придется.

И опять же: чем его, взрослого мужика, может удивить любая из баб – хоть соплячка, хоть матерая? Что продемонстрирует такого невиданного, чего нет у его Татьяны или чего она не умеет? Смешной вопрос.

Но если он все-таки настолько обезумеет, что решится ей изменить, то истериками не отделается. Его жена не такая. И в этом он только что убедился, слегка даже струхнув.

Он прошел на террасу, сбежал по ступеням и направился в сторону сада.

Спустились осенние сумерки, самое ненавидимое им время суток, когда от дневного света остается серая вязкая подсветка и давит на глаза и раздражает своей незавершенностью.

Но дышалось в саду легко, и главное – никого не было рядом. Прогулка пошла на пользу нервам, Виталий немного успокоился и принялся размышлять.

Нужно уезжать отсюда. Хрен с ним, с деловым предложением расфуфыренного бюрократа. Дома он все объяснит жене, и впредь постарается не пересекаться с Ларой