– Всё готово к полёту?

– Да. Но ты не думаешь, что пять человек – это слишком мало?

Закари не думал, что пять – это мало, он знал, что база номер восемь отправляла тридцать человек. Тем самым полковник хотела показать, что у неё много людей. Но Зак знал, что это не так. Чтобы пустить пыль в глаза президенту, полковник оставляла базу практически неприкрытой. Вот это глупо.

Сначала он рассматривал этот момент, как возможность пробраться на базу номер восемь и выкрасть девушку, но как позже ему стало известно, на это время база будет полностью законсервирована и даже удар ядерного оружия не заставит полковника изменить своё решение. На момент отсутствия тридцати военных восьмёрка будет закрыта и на вход, и на выход.

– Что у нас по оружию? – спросил Келлер.

– Вчера доставили ещё три машины.

– Этого мало.

Нео не перечил другу, хотя считал, что оружия у них сейчас больше, чем достаточно. Нео вообще не приемлел разногласий с Келлером, не то, что Рэнли, тот часто не следил за языком и переходил грань дозволенного, но только наедине.

– Как там поживают наши фанатики? – спросил Келлер, внимательно вглядываясь в лицо Нео.

– Молятся туману.

– Больше они не доставляли проблем?

– Нет.

– Отлично.

В метро, недалеко от места, где был расположен основной вход на базу номер девять, скопились выжившие, они отказались идти на базу, Закари был этому только рад. Лишние люди одновременно и хорошо, и плохо. Не зараженные из метро стали называть себя – неофитами. На станции жило немногим более сотни человек, а трое из них – отличные ораторы, они-то и вбили в головы остальным, что туман – это послание господа. Неофиты служили туману и только ему. Как-то Закари спросил у Даррела Джонса, одного из основателей новой веры, как же они служат туману? Даррел не ответил, ссылаясь на то, что только неофиты могут постичь всю силу и предназначение высшего тумана.

Нео втянул в легкие побольше воздуха и решил сказать Закари о своих мыслях.

– Я пришел по другому поводу.

Зак одарил Нео слишком пристальным взглядом прищуренных глаз.

– Слушаю.

– Я по поводу девушки. Ты можешь связаться с полковником и…

– Убирайся.

Слово было сказано тише, чем Зак обычно говорил, но даже у Нео перехватило дыхание от силы, что в нём прозвучала. Нео не сдвинулся с места.

– Мне повторить?

– Нет. Но ты ведь и сам об этом думал…

– Не думал, что за четыре года ты меня так и не узнал.

Закари достал планшет и начал заполнять последние данные для президента, давая этим понять, что разговор окончен. Нео ушел. Как только дверь за другом закрылась, Зак отложил планшет, достал из стола пачку сигарет и прикурил. Откинулся на спинку отцовского кресла и выпустил дым в потолок. Никогда. Никогда в жизни он не обратится к полковнику. К матери бы мог, но она умерла четыре года назад, остался только полковник.

Через час Закари, Нео и ещё трое военных отправились на загородное кладбище. По дороге им не встретились зараженные, а всё оттого, что с неба лил дождь. Зак покинул машину один, он всегда делал это в одиночестве, прошёл сквозь арочные ворота кладбища и отправился к склепу. Место, где осталась его прежняя жизнь, беззаботная, наполненная счастьем и радостью. Наполненная смыслом. Дождь промочил черную экипировку Зака, но он не замечал ничего.

Заходя в склеп, он поморщился от запаха, который неизменно встречал его здесь. Сырость и скорбь, именно так бы он охарактеризовал этот аромат. Больше Закари Келлер нигде не встречал подобного.

Он практически не видел, куда ступал, но свет ему и ни к чему, он знал здесь каждый камень, каждую трещинку на светлом мраморе. Закари подошёл к выбитому углублению в стене, достал две толстые белые свечи, зажигалку и зажег их. Поставил на место сгоревших и убрал старые к себе в карман.

Склеп осветился слабыми плясками огня, Закари ещё пару минут постоял так, обернувшись лицом к стене, ведь каждый раз стоило ему повернуться к камню с датами через черточку, он тут же возвращался в самое страшное время в его жизни. Даже туман, со всеми зараженными, не наводил на него столько страха, как увиденное на камне.

Но всё же он обернулся. Зак всегда так делал.

И замер. В горле образовалась горечь, а легкие сжало.

Закари обошёл камень и сел возле него, он никогда ничего не говорил умершему, у Закари не было нужных слов… тут никаких слов недостаточно. Каждый раз он смотрел на камень и воображал, какой бы сейчас была его жизнь, если бы не поступок матери. Даже в мыслях было противно называть её мамой, она не заслужила этого звания.

Закари сидел под танцем свечей, и в его глазах могли бы собраться слёзы, но он истратил их лимит четыре года назад. Он был бы и рад им, но после скорбного дня они ни разу не приходили.

В его ухе ожил голос друга.

– Зак, у нас тут гости.

Посетитель склепа поднёс руку к наушнику и, зажав кнопку, спросил:

– Кто это?

– Твой брат.

Закари удивился, но ничего не ответил, он приподнялся с пола, прикоснулся к дате, что была написана до черты, и сказал:

– Я приду ещё раз.

Это единственное, что он мог сказать. Кажется, что только эти четыре слова помогали ему жить. Зак не привык нарушать обещания. Кроме этих слов, Закари помогала жить ненависть. Он сожалел, что она появилась не сразу. Она выстрелила в день похорон, а после спала в Закари три месяца после ужасного дня, никак не давая о себе знать, а потом, в день, когда он напился до беспамятства, она отрезвила его. Все три месяца Закари Келлер был тенью живого человека, он ни с кем не разговаривал, толком не ел, не мылся и вообще не замечал ничего вокруг, кроме алкоголя. Жалким, именно таким он был.

Не погашая свечей, Закари покинул склеп, он не обернулся, даже когда выходил за пределы кладбища. Дождь лил слёзы вместо него, но даже сквозь стену воды Зак увидел мотоцикл брата возле машины, на которой приехал он сам. Брат взволнованно ходил туда и обратно, а когда Закари подошел достаточно близко, то метнулся к нему.

– Не ожидал увидеть тебя тут, братишка, – сказал Зак немного громче обычного, чтобы перекрыть шум дождя.

Зейн снял шлем, и дождь моментально стал смывать с его лица кровь. Закари понял, что брат натворил дел, хотя на него это