солнечный пожар,

Несущий смерть холодной льдине.

«Дни медлительны и спутаны…»

Феодору Сологубу.

Дни медлительны и спутаны

И тоской напоены,

Светлой дымкою окутаны

Голубые ночи сны.

Мы окованы, закованы

В золотые цепи Дня,

Ввечеру мы очарованы

Алым полымем огня.

Потому мы любим сонные

Поцелуи как в бреду,

В снах объятия нескромные

И томительное «жду!»

Потому мы любим серые

Тени вечера в углах,

Крепче любим, слаще веруем,

Делим тьмы манящий страх.

Дни медлительны и спутаны,

Сны пленительно ясны.

Любим радостно окутаны

В сумрак ласковой волны.

«Мной мир преображен!..»

Мной мир преображен!

Из тонкого стекла

Стеною окружен

Не ведаю я Зла,

Ни радостей Добра,

Ни горечи разлук –

Мой дух – как лет пера

Без света и без мук.

Любовь за той стеной

Как яркий истукан,

Но между ним и мной

Стекольчатый туман.

И я смеюсь, пою

В кругу стеклянных стен

Ужель не разобью

Прозрачно-хрупкий плен?

«Лишь для обрядов, для молитвы…»

Лишь для обрядов, для молитвы

Сплетай восторженные руки!

Другим – любовные ловитвы,

Тебе – Голгофы крест и муки.

И только в чине постриженья

Рассыпь девические косы,

Ответь, при ладана моленьи,

На неизбежные вопросы.

Другим – любовь и сны и маки!

Тебе – лампадные огни,

Седые, гаснущие дни

И на Распятьи в полумраке

Мучений радостные знаки

И каждодневное «Распни!»

«Сердце лапой звериною схвачено…»

Сердце лапой звериною схвачено,

Баюном снеговым омиражено,

Утро будет огнем омаячено

И моление будет уважено.

А пока шепотанья и лепеты,

Все неясно, все смутой отравлено

И в зыбучие, липкие трепеты

Сердце страхом ночным замуравлено.

За стеной – баюна ликование,

На иконах – минувшие праздники,

Чьих-то губ неживых целование…

И тихонько лепечут указники:

«Преклонись, преклонись пред престолами

За дверями – дыханье Блаженного,

Окропим мы пахучими смолами

Трепетания сердца плененного.

Обовьем пеленами; надгробные

Пропоем мы стихи, с целованием

Мы опустим в жилища утробные

Тело с сладостно-горьким рыданием.

Ангел двинет надгробное каменье,

В третий день засверкает лучение,

Снова будет прошедшее знаменье,

Снова день твоего воскресения».

Тише вы, шепотанья и лепеты,

Мне блужданье надолго назначено.

Страхи, радости, муки и трепеты,

Сердце лапой звериною схвачено.

«Если тени тихо плачут…»

Если тени тихо плачут,

Будет сон твой смутен значит…

Ты уснешь

И в кругу твоих видений

Ты увидишь солнце, тени,

Лето, рожь…

Точно шаловливый мальчик

Колокольчика бокальчик

Вдруг сорвешь

И у милой златорусой

Целовать хотел бы бусы –

Горьки будут те укусы

Пчел былых воспоминаний.

Детства радостных признаний,

В жарком воздухе плесканий.

И слезу

За слезою ты уронишь,

В сети сонные потонешь,

В бирюзу.

А бессмысленности цепи

Станут яростно – нелепей…

Тяжкий день

Оглушает жгучим звоном,

Гнет томительным законом.

Где сирень,

Где тихонько тени плачут

Челноки твои маячат

В отдых, тень.

К тем лугам, где ты, как мальчик,

Колокольчика бокальчик

Вдруг сорвешь,

Где не жалят злые пчелы,

Где, вдыхая сосен смолы,

Ты поешь.

«Был Лазарем четверодневным…»

Был Лазарем четверодневным,

Восстал, но гроба пелены

Влачу наследием я гневным

Теней покинутой страны.

И света лик мне чужд и страшен,

Люблю беззвучность, вечера…

Могу ль вкушать земных я брашен

Пещеру кинувший вчера?

И память смерти сердце точит

И жду исчезнувших теней,

А Солнце яростно пророчит

Мне хороводы долгих дней.

И брежу пением плачевным

И помню гроба пелены

И жажду быть четверодневным

Во тьме покинутой страны.

«На снега упали тени розовые…»

На снега упали тени розовые,

Сегодня конец январю…

Рощи в инее красуются березовые,

А в небе поток янтарю…

На душе светло и херувимчато,

Загораются надежды на весну,

Облака поют восторженно и дымчато,

Все блестит – куда я ни взгляну!

Водяной на волю снова просится,

В ледяном томится полону,

В полынью на солнце, жмурясь, косится

И уходит медленно ко дну.

Так воздушно тают тени розовые…

Сегодня конец январю.

В сердце – май и шепоты березовые…

Вот поверил солнцу – и горю!

У себя

Дни как медленные шарики

Вечно-милых, старых четок,

Ночью – дальних звезд фонарики…

Дух и радостен и кроток.

Лица нежные, знакомые,

Мебель в обветшалом вкусе,

Умилительно-истомный

Лик на вышитом убрусе.

В небе точно перья страуса

Тучи мечут пышный веер.

За стеной играют Штрауса

И романсы Клары Мейер.

На стенах – виды и мелочи,

На открытках – honey-moon,

На столе – немного мелочи,

Альманах и в нем «Вдовун».

Дни как медленные шарики

Вечно-милых, старых четок;

Вечер – дальних звезд фонарики.

Сон и благостен и кроток.

24/VIII-13.

«Небо как ткань узорочья бухарского…»

Небо как ткань узорочья бухарского,

Взводни высокие тихо идут,

Верно далеко от холода Карского

Льды вековечные к югу плывут.

Тяжко пахнуло дыханием северным.

Волны отпрянули, ринулись вновь…

Горе полям вкруг обители клеверным!

Солнце полярное – кровь.

Небо полярное матово-зелено,

Тундра скалистая, даль,

Снег вековой в горных кряжей расщелине