и должна была быть красивая жена), из хорошей семьи. Как, впрочем, и все они. Иногда Кире казалось, что брат слегка забавляется, как забавляются с дорогой и ещё не надоевшей игрушкой, одевая свою жену как куклу и не жалея денег на побрякушки.

Сейчас Лиля была растеряна и напугана. Она мёртвой хваткой вцепилась в руку Кирилла и почти не обращала никакого внимания на сына, шестилетнего Толика, такого же белокурого и голубоглазого, как она сама, и такого же перепуганного. Толика держал за руку Лёня, Лилин брат, нагловатый и избалованный подросток — Кирилл его терпеть не мог, и Кира это тоже знала, но сейчас Лёня был с ними, а значит, если брат и его взял под свою ответственность, родители Лили и Лёни тоже были…

— Да, — словно прочитав в её глазах вопрос, коротко ответил Кирилл, и, не дожидаясь, пока она опомниться, втолкнул свою жену и детей в квартиру.

Почти сразу же вдалеке раздались выстрелы и чьи-то грубые мужские крики. Маленький Толик вздрогнул, а Лиля заплакала.

— Боже, ну прекрати, пожалуйста, — сердито сказал Кирилл. Он был на взводе, Кира видела, как ходили желваки на его скулах, а в упрямых синих глазах разлилась злость и усталость.

— Лиля, идите с детьми в гостиную, — скомандовала Кира, приходя на помощь брату. — Здесь вы в безопасности. Вас никто не тронет.

Кира сама особо не верила в то, что говорила, но перепуганная и плохо соображающая Лиля вряд ли уловила сомнения в её голосе. Всё ещё озираясь на них с Кириллом, она послушно прошла в гостиную. За ней последовали Лёня (сейчас, растерявший всю свою наглость, он превратился в ребёнка, каким он, по сути, ещё и был) и маленький Толя, тащившийся за Лёней словно на верёвочке.

— Надо поговорить, — коротко сказал Кирилл и, не глядя больше на жену, резко развернувшись, направился в кабинет Арсения. Кира устремилась следом.

Она уже знала, о чём будет разговор. Прочла это по его потемневшим, застывшим глазам. По серьёзному, каменному лицу.

Брат и сестра вошли в кабинет, и Кирилл устало опустился на диван — на мгновение его лицо ожило, наружу прорвались сдерживаемые эмоции — страх, тревога, осознание своего бессилия, какая-то безнадежность и тоска. Но только на мгновение. Кирилл быстро взял себя в руки.

— Арсений будет только вечером, — она начала разговор сама. — Придёт, и мы всё обговорим. Переправим вас куда-нибудь вниз, наверняка, можно что-то сделать. У Арсения есть связи, друзья в этом новом… Совете. Он поможет.

Кирилл как-то странно посмотрел на неё и усмехнулся.

— Нет, Кира. Переправить надо Лилю. Её и, может, Леонида. Это, я думаю, ещё можно сделать. Пока ещё можно.

И Кира его поняла.

Другая на её месте, может быть, расплакалась бы, начала уговаривать его тоже бежать. Другая, но не Кира. Она знала, если её брат так говорит — значит надежды больше нет. Кирилл был не из тех, кто сдается. Он не стал бы так покорно принимать свою судьбу, если бы был хоть малейший шанс. А стало быть, такого шанса у него не было. А вот для Лили и детей — был.

— Хорошо, Кирилл. Мы всё сделаем.

Скорее всего, Кира говорила с братом в последний раз, но она нашла в себе силы подавить слабость — нельзя сейчас плакать, жалеть его. Кириллу не нужна её жалость.

— Толик… — Кирилл поднял глаза на сестру.

И она снова всё поняла.

— Ты прав. Толика мы с Арсением возьмём себе, так будет лучше.

Они замолчали. Кира поймала себя на мысли, что сейчас они прощаются, навсегда прощаются, без слов.

— Мама… — начала Кира. — Они с папой… Как это произошло?

— Быстро. Слава богу, быстро. Они не мучились. А вот у Платовых…

— Что у Платовых? — Кира хорошо знала Платовых, они дружили семьями. Толстый весельчак Даня, Даниил Львович, министр финансов, вечно отпускающий бородатые шутки и сам смеющийся над ними больше всех, его жена Татьяна — в противоположность мужу — худая и серьёзная. И их дети — трёхлетний Петя, о котором Данька всегда то ли в шутку, то ли всерьёз говорил, что это будущий жених для их Леночки, и малышка Сонечка, ей едва исполнился год…

— Всех убили. Даже детей. На глазах у них убили, жестоко, кроваво. А потом изнасиловали Таню. Не один раз…

Кира хотела спросить, откуда он знает такие подробности, но посмотрела на осунувшееся и постаревшее лицо брата и не стала. Какая теперь уж разница, откуда он знает.

— Звери, — только и сказала она, вложив в это короткое слово всю свою ненависть к этим людям.

— Кира, и ещё, обещай мне…

Но их прервали. От грохота, кажется, содрогнулась вся квартира. Кто-то стучал, нет, не стучал — ломился в дверь.

Кирилл дёрнулся и рванул из кабинета. Кира выбежала следом в коридор. Дверь, добротная дверь, деревянная, обитая дорогой кожей, содрогалась от ударов.

Из гостиной выглянула Лиля с перекошенным от страха лицом.

— Куда ты! — Кирилл чуть не снёс её, увлекая за собой обратно, в комнату. — Сиди там!

Кира остановилась у двери. Глубоко вдохнула, надевая на лицо надменную маску. Сейчас от того, насколько уверенно она будет держаться, зависит всё. Жизнь её брата, его семьи, может быть и жизнь самой Киры с дочерью, кто их знает, этих подонков, зверей, потерявших человеческий облик.

Где-то в душе мелькнула робкая надежда, что это ошибка, что эти рвущиеся в квартиру люди пришли не к ней, не по её душу, и вообще, мало ли кто там.

— Открывайте! — услышала она грубый, хриплый голос. — Именем Ровшица и Совета!

Фоном раздалась ругань, кто-то там, за дверью расхохотался, и от этого хохота Кира пришла в себя, собралась, сжала губы и открыла дверь.

Четверо. Высокий мужчина в военной форме, лет тридцати, главный. Рядом молодой парень, почти мальчишка — веснушчатый, взлохмаченный, с какой-то бесшабашной удалью в глазах — ему явно всё это доставляло наслаждение. Ещё двое стояли позади, их Кира разглядеть не успела, они держались в тени.

Молодой бросил на Киру взгляд, в котором плескалось веселье