Тиссену срочно понадобились некоторые документы, оставленные им в хранилищах одного из банков Люцерны в Швейцарии. Я обсудил этот вопрос в министерстве иностранных дел, и в Люцерну был послан специальный дипломатический курьер с заданием привезти документы во Францию. Пробыв неделю в Париже, Тиссен с женой выехали в Монте-Карло. Через четыре дня из Швейцарии привезли документы, и я отправился на Ривьеру со своим секретарем и сотрудником, который должен был помочь Тиссену в работе над книгой. В Монте-Карло Тиссен поселился в «Отель де Пари». Своего сотрудника я разместил рядом в отеле «Бо Риваж», а чтобы избежать внимания бесчисленных итальянских шпионов, которыми кишел тот регион, остановился милях в десяти от «Бо Риваж» в «Гранд-отеле» на мысе Ферра, одном из самых тихих и очаровательных уголков Ривьеры. В отеле было лишь несколько гостей, среди них сэр Невил Хендерсон, бывший британский посол в Германии, к тому времени только что закончивший книгу о провале своей миссии в Берлине. Рядом с отелем находилась вилла бывшего премьера Фландена, которого я часто видел во время своего пребывания на мысе Ферра. Его очень интересовало, почему Тиссен стал таким ярым врагом Гитлера.

На Ривьере я провел почти три недели, работая с Тиссеном день и ночь. Обычно он начинал работу около половины десятого утра и без перерыва диктовал часа три. Диктовал он очень быстро по-немецки и частично весьма бегло по-французски, перескакивая с одного предмета на другой. Сведения рвались из него: он словно не знал, как побыстрее избавиться от них. В час дня во время второго завтрака мы продолжали работу в длительных беседах. Все, надиктованное утром, днем распечатывалось и представлялось Тиссену вечером. Он очень тщательно по два-три раза корректировал каждую страницу и в конце концов одобрял отдельные главы.

В период нашего сотрудничества в Монте-Карло Тиссен произвел на меня неожиданное впечатление. Прежде я никогда с Тиссеном не встречался, и он оказался полной противоположностью созданному в моем воображении образу стального короля, ведущего производителя вооружений и человека, связавшего свою судьбу с нацизмом. Передо мной был очаровательный пожилой джентльмен, необычайно остроумный, с потрясающим чувством юмора. Он любил хорошую еду, изысканные вина, и наши ленчи редко занимали менее трех часов. Я водил его по всем знаменитым ресторанам Ривьеры: в «Шато Мадрид» высоко в горах, в «Бонн Оберж» близ Антиба, «Коломб д'Ор» в романтическом Сен-Поле и во многие другие, славившиеся своей великолепной кухней. Ни один из нацистских лидеров не избежал его уничижительных характеристик, как и очень немногие из его коллег-промышленников. Он рассказал десятки историй о личной жизни германских лидеров, кои, к сожалению, невозможно опубликовать в этой книге.

Говоря о серьезных проблемах и личном опыте, он почти ежедневно прерывал монолог и колотил себя кулаком по лбу, восклицая: «Ein Dummkopf war ich!.. Ein Dummkopf war ich!..» (Каким же идиотом я был!.. Каким же идиотом я был!..) Затем он выражал надежду на быстрейшее издание своей книги в Америке и неоднократно повторял: «Я очень хочу рассказать американским промышленникам о своем жизненном опыте».

У меня сложилось четкое впечатление, что его чувства к Гитлеру были не просто неподдельными, но глубоко искренними. Тиссен отвечал на все задаваемые мною вопросы, рассказывал все, что знал, за одним исключением: он не желал говорить о точном своем вкладе в нацизм, хотя признался, что где-то в безопасном месте хранит документы на все суммы, потраченные на нацистов. Мне не терпелось заполучить фотокопии расписок и квитанций для иллюстраций этой книги, но он не желал говорить мне о их местонахождении.

10 мая в восемь часов утра я включил радио и услышал голос французского министра информации Фроссара: на рассвете немецкая армия нарушила границы Голландии, Бельгии и Люксембурга – война на Западе началась. В 10 утра я сообщил эти новости Тиссену. Он отреагировал очень своеобразно, побледнел, не хотел верить, сказал, что точно знает: немецкий Генеральный штаб всегда был против наступления на Западе, и единственное объяснение он видит в том, что таким образом высшее армейское командование стремится избавиться от нацистов, толкая их к неминуемому поражению. Тиссен заявил, что, точно зная объемы производства тяжелой немецкой промышленности, дефицит определенных видов сырья, плохое качество стали, используемой в некоторых отраслях военной промышленности, он уверен в том, что Германия никак не может победить в этой войне. Я так и не смог понять, объяснялся ли поразительный успех Германии исключительной слабостью французской армии или сверхгениальностью нацистских военных деятелей, сумевших скрыть истинное положение дел в военной индустрии даже от председателя сталелитейного концерна.

К концу мая мы почти завершили работу. Тиссен закончил, откорректировал и одобрил к изданию более половины книги. Оставшиеся главы он надиктовал, но необходимо было проверить некоторые даты и факты, что невозможно было сделать в Монте-Карло. Поэтому я вернулся в Париж, четко понимая, что где-то в начале июня придется вернуться в Монте-Карло, дабы получить готовую к немедленному изданию книгу.

Когда я приехал в Париж, немецкая армия уже прорвалась в Седан. Что случилось в течение последующих дней и какой была жизнь в Париже в тот период, знают все. С каждым часом ситуация становилась все опаснее; нечего было и думать о новой поездке в Монте-Карло, не зная, остановят ли немецкую армию и сможем ли мы бежать из Парижа.

Ночью 11 июня я выехал на автомобиле из Парижа и после невообразимой четырнадцатичасовой поездки в условиях, описанных во множестве книг, прибыл в Тур. Я захватил очень мало личных вещей, но со мной были мемуары Тиссена. Два дня спустя я снова был в дороге, ехал в Бордо, а после капитуляции Франции на английском эсминце покинул ее берега. В море я пересел на британское торговое судно, доставившее меня в Англию. Автомобиль и большую часть вывезенных из Парижа вещей я бросил в гавани Бордо, но сумел спасти рукопись Тиссена.

В Лондоне друзья-политики, редакторы газет и издатели убеждали меня издать книгу Тиссена, но я полагал, что не имею на это права, ничего не зная о его судьбе, не зная, нашел ли он безопасное убежище. Месяцами я пытался напасть на его след, но достоверная информация была недостижима. По некоторым источникам, он бежал в Америку, по другим – все еще находился на Ривьере, по третьим – передан французами в гестапо. В такой ситуации я не мог опубликовать ни одной главы из его мемуаров.

Из Англии в Соединенные Штаты я вернулся в феврале 1941 года, надеясь, что сумею выяснить, что же случилось с Тиссеном и где он находится. К несчастью, никто не знал ничего, кроме того, что он наверняка в руках гестапо, иначе его родственники в Южной Америке или его друзья в США получили бы от него хотя бы одну весточку за целый год. Мне пришлось смириться с тем, что он скорее всего находится в концентрационном лагере. Многие месяцы мне казалось, что в таких обстоятельствах эту книгу нельзя издавать, ибо ее публикация почти наверняка повлечет за собой казнь Тиссена.

Я хочу четко определить свою позицию и избежать каких-либо недоразумений. Я не собирался защищать Тиссена. Я всегда понимал, что он был одним из тех людей, кто более других способствовал возвышению Гитлера и приходу к власти в Германии национал-социалистов. Я также знал, что он, вероятно, нес максимальную ответственность за то, что Германия сорвала конференцию по разоружению и что он и его друзья, пожалуй, даже более Гитлера виновны в страданиях, которые нацисты обрушили на мир. Около двадцати лет Фриц Тиссен играл в очень крупную и очень опасную политическую игру, и я ни в коем случае не верю, что перед высшим судом истории его признание «Каким же идиотом я был» послужило бы достаточным доводом для его оправдания.