И вот мы с Шестых стоим друг напротив друга, как вчера у мотоцикла. Вижу, Витя правую руку держит не так свободно, как левую — болит, значит. Вот он мой шанс! Судья дал свисток. Осталось только посильнее ударить.

Но тут вдруг, разглядев пустоту ворот за спиной вратаря, я почувствовал такую же пустоту в душе. Все перегорело. И неприязнь к Шестых, и желание выиграть любой ценой, и страх уйти из команды. Я понял, что сейчас на кону не наше чемпионство на один год, а то, чем я заполню пустоту своего сердца на всю жизнь. Цвета вокруг потускнели и затихли звуки. Только моё дыхание дрожало, как стрелка весов судьбы, ожидая на какую из чаш упадёт моя совесть.

Помню, даже не стал разбегаться. Подошёл и пнул мяч, целясь во вратаря.

Что произошло в тот миг, я осознал не сразу. Как только моя бутса коснулась мяча, Витя бросился вправо словно готовился к этому прыжку всю жизнь. Упал, схватился за больную руку и застонал. Мяч лениво пересёк линию ворот и уткнулся в сетку.

Потом было много радости. Меня качали. Мы стали чемпионами. Но из команды я всё равно ушёл. Сдал сессию. На трояки, но сам. Тем же летом поехал в стройотряд и заработал на мотоцикл. Но ставить его на переднее колесо так и не научился. Стоппи это называется.

Женские секретики

Совсем ещё молоденькая, но уже замужняя, женщина возвращается домой, плюхает набитую снедью тряпочную сумку с длинными ручками на кухонный стул, садится рядом на табурет, закидывает ножку на ножку, выставляя напоказ розовые коленки, и, пока её муж нетерпеливо выгружает продукты, кладет ладошки на стол, разглядывая растопыренные пальчики:

— Не, прикинь, щас мужик в магазе спрашивает: "Девушка, сколько стоит Ваш маникюр?"

— Фига се, борзёж! А ты чё?

— Я ему: «Я б ещё поняла, если б девушка спросила, но от Вас такой вопрос… Странно».

— Гы. А он чё?

"Просто, моя тоже, — грит, — делает такой, но не говорит сколько стоит."

— Я грю: «Маленькие женские секретики. Вам лучше не знать». И ушла. Ха-ха, скажешь ему, он потом всю ночь спать не будет.

Муж, так и не найдя в сумке пива, задумывается:

— М-да?! Хм… А сколько стоит твой маникюр?

Могучие плечи

У Галины Харитоновны, женщины под семьдесят и ростом сто шестьдесят, были могучие плечи. Во всяком случае, так говорил ее зять. Стоило ему или ее дочери придумать очередной фантастический план, как ей говорилось: "Мама, часть забот ляжет на Ваши могучие плечи". Естественно, через пару дней заботы обрушивались на Галину Харитоновну всей тяжестью. Очередным испытанием для старушки стали два кобеля-алабая. Первый месяц она еще справлялась с ними. Но потом, так называемые, щенки стали справляться уже с ней. И вот как-то раз поутру Галина Харитоновна зазевалась на крыльце. С зятем заговорила. И неосмотрительно оба поводка в одну руку взяла. А собаки возьми и рвани вперед. Зять инстинктивно схватил тещу за вторую руку. Словом, вывихнули ей оба могучих плеча. В травматологии врач спрашивает:

— Кто же это Вас так?

— Зять, Дара и Атас.

— А это кто такие?

Галина Харитоновна подняла страдальческие глаза:

— Соба-а-аки!

ГГ

— Эй, ты здесь?

— Здесь я! Здесь! Где ты был так долго?

— Не твоё дело!

— Да? Ну ладно. Только сделай из меня кого-нибудь уже. Устал я тут один, в темноте. Без лица и голый. Даже не знаю, устал, устала или устало… Давай, определись скорей!

— Спокойно! Мне всего-то нужно домашнее задание сделать. Это ненадолго, собственно.

— Да мне плевать! Хоть домашнее, хоть уличное! Я тебя жду-жду, а ты мне тут начинаешь!

— Так, тихо! Ты кто такой вообще, чтобы грубить мне, а?

— Ну, да… Я никто. Так и сделай, чтобы я стал кем-то, или даже о-го-го кем. Можно прям и начать с о-го-го. Ты же можешь, я знаю. М?

— Не могу, вот, оказывается. Мог бы, давно б сделал.

— Тю, тоже мне, автор называется. Чего тогда пришел, чего зовешь? Душу только растравил. Без тебя лучше было, вот!

— Ха, лучше ему без меня! Нет, вы послушайте эту резиновую куклу! Да у тебя даже размер ноги будет такой, какой я скажу. Не говоря уже про нос, цвет глаз, длину…

— Да, да, ладно. Один — ноль. Но…

— Ага, и падать у меня будешь только на бетон. И в яму со львами я тебе пистолетик не положу. И…

— О, ка-айф! Что, правда яма со львами будет?

— Похоже, что у нас с тобой вообще ничего не будет.

— Ух, зануда! Ты, кстати, знаешь, тоже не очень-то. Ты ж без меня никуда. Я у тебя в башке крепко сижу. Ты еще не знаешь, ни как я выгляжу, ни чем буду жить, а я уже есть! Я же твой «гг», как вы, авторы, меня называете. Но ты присмотрись получше-то. Не такое уж я г… Уж, во всяком случае, не двойное. Впрочем, хороший автор из любого многократного г… повидло сделает. Но мне, знать, не судьба…

— Это что сейчас был за монолог?

— Хе… Как его? Монолог главного героя. Глядишь, ещё в школах наизусть будут учить! Когда литературой занимались мужики, которые знали, что со мной делать, у меня почти в каждом произведении монолог имелся. Так что, один — один, типа.

— Ты болельщик, что ли? Или играл за «Динамо»?

— Могу и болельщиком, если надо! Есть идея?

— Идеи есть, не дрейфь. Но сейчас, просто побудь самим собой!

— Да кем собой-то?! Я ж никто! Дай мне меня, я и побуду. И собой, и тобой могу, кстати. Только без злоупотреблений попрошу! Начнёшь, мол, ты — это я… А я — это я, хоть и я — это ты.

— Нет-нет, сейчас ты — это ты. Ты — мой герой. Серый, резиновый, без лица, но герой! Просто посиди здесь и подожди, пока про тебя прочитают.

— Прочитают? Серьёзно? Про что? Про то, что я — никто, а ты — это я?

— Так, давай-ка, фильтруй! Я про себя и сам всё знаю.

— Ага, ха-ха, начни сочинять про меня и про себя такое узнаешь, что каждого потом будешь убеждать: «Он — это не я!». Чтоб кто-нибудь, паче чаяния, не догадался… кто из ху.

— У тебя всё?

— Хм. Да. Ладно. А ты вернёшься?

— Вернусь, вернусь!

— И яма со львами будет?

— Будет.

— И болельщики?

— Да.

— И…

— Ну уж ясен