Александр наконец-то нашел, на чем выместить свою ярость. Оттолкнув мальчишку так сильно, что тот чуть не полетел вверх тормашками, воин шагнул к воротам и замолотил по ним кулаком.

— Может, хозяина унесли духи? — с деланной задумчивостью предположил Эдвард. — Говорят, у здешних скал водятся русалки. Они поют лунными ночами, заманивая на рифы корабли…

Усилившийся ветер разорвал тучи, и в прорехах показались первые звезды. На востоке загорелся розоватый ореол — над морем вставала луна. Самое время для русалок и их песен.

Словно для того, чтобы опровергнуть слова Эдварда, раздался омерзительный скрип, и левая створка ворот распахнулась. В проеме показалась скособоченная фигура с факелом в руках. Ни слова не говоря, привратник поклонился и зашаркал прочь по двору к центральному зданию: высокой и узкой башне, напоминавшей клык. У основания клыка чернела дыра входа. Откуда-то из башни донесся перхающий и гулкий лай.

— Приветливо здесь встречают гостей, — хмыкнул Эдвард.

— Каковы гости, таковы и приветствие, — тихо заметил молчаливый Томас.

Мальчишка успел куда-то испариться. Пожав плечами, Роберт кивнул остальным и пошел за привратником. Шотландцы двинулись следом, но Александр не снимал ладони с рукояти меча. Может, и правильно — Роберт отметил про себя, что среди дворовых построек нет ни церкви, ни часовни.

* * *

Ни духов, ни демонов, ни русалок, ни даже собак-англичан в замке не оказалось. Старый дом встретил их сквозняками, запахом плесени, горящего торфа и псины. В зале, куда провел их слуга с факелом, горел камин — горел, не давая ни света, ни тепла, зато немилосердно дымя. Своими кошачьими глазами Роберт углядел выцветшие ковры норманнского манера по стенам, но невозможно было разобрать, что изображает узор. Под гулким сводом посвистывал ветер.

Напротив камина на возвышении располагался длинный стол. Два стола для слуг стояли ниже, однако они пустовали. У ножек хозяйского стола было разбросано сено. Когда гости вошли, сено зашевелилось, и из-под столешницы выбралась огромная тень с горящими глазами. Простак-Гилберт поднял уже руку для крестного знамения, но тут торф в камине вспыхнул ярче, и обнаружилось, что перед ними всего лишь очень крупный и очень старый волкодав. Шерсть его поседела и свалялась комками, но, когда зверь ощерил сточившиеся от времени желтые клыки и зарычал, сразу стало понятно — этот старик сумеет еще постоять за себя и за своего хозяина. Сам хозяин выступил из-за стола и визгливо прикрикнул:

— Цыц, Убийца. Фу!

Волкодав неохотно улегся на пол, положил голову на передние лапы и уставился на вошедших желтыми глазами, поблескивающими в клочковатой шерсти.

— Вы должны извинить глупого пса, милорд, — осклабился лорд Маккейб, граф Ратлин, владелец замка Гнездо и окрестных земель. — Убийца не разбирает, король перед ним или раб — ему лишь бы вцепиться кому-нибудь в глотку.

Роберт внимательно всмотрелся в того, кто окрестил своего пса «Убийцей». Хозяин гнезда был стар — он явно разменял седьмой десяток — сутулился и кутался в плащ. Плащ тоже был стар, и отделка из некогда драгоценного восточного бархата изрядно обтрепалась и сально блестела. Под плащом виднелась короткая и нечистая рубаха-камиза, обнажавшая морщинистую шею старика и грудь, поросшую седым волосом. На шее хозяина Роберт заметил серебряную цепочку, уходившую под рубаху — должно быть, от нательного креста. Но примечательней всего было лицо. Правую щеку графа уродовал шрам — паутинистая сетка с глянцевым наплывом опухоли в центре, словно там, посреди сети, сидел насосавшийся паук. Такие шрамы бывают от плохо зажившей мечевой раны. Вдобавок к изуродованному лицу, граф Ратлин сильно припадал на левую ногу. Это стало заметно, когда он обошел вокруг стола, чтобы приветствовать и усадить гостей. Воины расселись в молчании, даже Эдвард оставил свое обычное зубоскальство. Роберту досталось почетное место в середине, рядом с хозяином — что, впрочем, мало его обрадовало. От старика несло, как от больной козы. Слуги, такие же безмолвные и незаметные, как привратник, внесли блюда, кубки и кувшины с вином, и король-изгнанник удивился еще раз. Серебряная посуда с искусной чеканкой показалась Роберту знакомой: нечто подобное он видел много лет назад при дворе короля Эдуарда. Посуду, украшенную изображениями христианских, но неуловимо чуждых святых, молодой Длинноногий привез из крестового похода. Из того места, которое называл просто «Городом»: из Священного Града Иерусалима. Вряд ли подобной роскоши можно было ожидать от владельца жалкого замка на бесплодном островке. Впрочем, лежала на этих блюдах жесткая баранина и козлятина, а вино было дешевым и кислым. Роберт мысленно усмехнулся, впиваясь зубами в жилистое мясо: похоже, местные жители пробавлялись не только рыбной ловлей и разведением коз. На кручах удобно было разжигать сигнальные костры, а замок смотрел на море, как разбойник из-под руки смотрит на будущую добычу. Видимо, островитяне занимались береговым пиратством, и добыча их шла в закрома владельца Гнезда. Что ж, не ему судить. Обитатели древней Дал-Риады издавна жили дарами моря, и не всегда эти дары были крабами, рыбой и мидиями. Вот тебе и русалочьи песни…

Размышления короля прервал перхающий кашель справа. Хозяин, жадно глотавший мясо, подавился особенно жестким куском и теперь задыхался, стучал по столу кулаком и плевался мокротой. Роберт подождал немного, но выглядело это так, будто старик вот-вот отдаст богу душу. Шотландец размахнулся и стукнул лорд Маккейба ладонью промеж лопаток. Неразжеванный кусок вылетел у того изо рта и плюхнулся по другую сторону стола, где мясо тут же подхватил волкодав. Продышавшись, старик вытер слезы с лица и уставился на гостя. Глаза у лорда Маккейба были маленькие, черные и неожиданно яркие — глаза гнома или пикта. Роберта вновь охватило сомнение. Словно подслушав его мысли, старик растянул губы в улыбке, обнажив гнилые пеньки зубов.

— Что, милорд, недолго тебе пришлось гостить у моего родственничка? Гостеприимство Лорда Островов, как всегда, оказалось с душком?

Слева хмыкнули: до Эдварда тоже долетело амбрэ хозяина, и братец, как всегда, не сдержал веселья. Роберт поморщился.

— Ангус Ог из клана Макдональдов — верный человек и бесстрашный воин. Мы скрывались в Дунаверти до того, как покинули Шотландию. Ангус не выдал нас англичанам…

— Потому что не посчитал это выгодным, милорд. Весь его род такой. Проклятые торгаши, забывшие о чести…

— Сэр, я не позволю вам…

— Его папаша меня изгнал, — перебил старик. — Заявил, что я промышляю морским разбоем, да еще и обесчестил какую-то благородную девицу. П-фуй. В те годы благородные девицы охотно открывали мне свои дверки — милорд понимает, о чем я…

Старикашка мерзко захихикал, но смех снова перешел в кашель. Роберт смотрел на захлебывающегося уродца, не скрывая отвращения. Отвращение мешалось с горечью — вот с каким отребьем он нынче вынужден делить кров и стол. Покосившись налево, король заметил, что лицо Александра налилось кровью. Ангус и Александр были ровесниками и успели сдружиться, а затем и побрататься. Вспыльчивый воин не намерен был молча выслушивать, как оскорбляют его побратима. Роберт сделал знак Джеймсу Дугласу, а затем перевел взгляд на младшего из тех, кто участвовал в пиршестве. Томас из Эрсилдуна, его паж и оруженосец. На столе по левую руку от юноши лежал плоский угловатый предмет, завернутый в темную ткань.