Как — вот в чем вопрос. Он чувствовал, что вся загвоздка — в подходе. Не нужно ли — решение принято бесповоротно. Не когда — случай рано или поздно представится.

Но все-таки как?

Утро второго сентября 1866 года Чарлз Ленокс, потомок древнего суссекского рода по рождению и детектив по призванию, провел в кабинете, расхаживая и размышляя. Выбор был невелик, и любой вариант страшил. Обычно невозмутимый, Чарлз в эти несколько часов мог бы служить образцом суетливости. Лишь только он погружался в уютное кресло, как ему срочно требовалось выбить пепел из трубки, а стало быть, податься вперед, к камину, где догорал огонь. Через секунду он вскакивал и устремлялся на другой конец комнаты, чтобы разобрать почту, переставить пару книг или поправить кривовато висящую картину (хотя без лупы крен искать не стоило). Наконец он возвращался в кресло, набивал трубку — и ритуальный танец повторялся.

Худощавый, с каштановой бородкой и светло-карими глазами, Ленокс всегда — даже в нынешнем смятении — сохранял доброжелательность. Благородная осанка и привычка сцеплять руки за спиной придавали ему вид мыслителя, особенно когда он расхаживал по кабинету в раздумьях над запутанным делом. Но речь в это утро шла вовсе не о расследовании.

Вышеописанный приступ суетливости имел место в элегантном белом особняке на Хэмпден-лейн, в двух минутах от Гросвенор-сквер. Пройдя из холла с десяток шагов и повернув направо, вы попадали в просторную библиотеку — прямоугольную комнату с высокими потолками, у дверей — письменный стол, напротив — камин и два кресла, по фасадной стороне — окна во всю стену и — где только можно — книги. Большую часть домашней жизни Ленокс проводил именно в библиотеке. Здесь он размышлял о делах, которые вел, а в дни дождливые и туманные, как сегодня, — о мироздании. Пусть даже о толике мироздания, в пределах Хэмпден-лейн, в размытых дождем очертаниях за окнами.

В десять он позвонил, чтобы подали кофе, в четверть одиннадцатого — чтоб остывший, так и нетронутый напиток унесли. Являвшийся на звонки Грэхем — дворецкий — с беспокойством посматривал на хозяина, но молчал. Тем не менее, когда стрелка подползла к одиннадцати, Грэхем уже не мог не вмешаться — и он отважно ступил в темный дверной проем.

Ленокс к этому времени как раз перебрался за стол и созерцал книжный магазин, находившийся на другой стороне улицы.

— Не потребуется ли вам что-нибудь еще, сэр? — заговорил дворецкий.

— Нет-нет, — рассеянно отозвался Ленокс, не отрываясь от стекавших по стеклу капель.

— Если позволите, сэр, вы, кажется, чем-то встревожены?

В большинстве домов на Хэмпден-лейн в аристократическом квартале Мэйфер подобное заявление сочли бы неслыханной дерзостью, однако долгое, полное сложных поворотов прошлое Ленокса и Грэхема в конечном счете сделало хозяина и дворецкого просто друзьями. Светловолосый Грэхем хоть и был образцовым слугой — безупречно честное лицо, безупречный костюм и неизменная безупречная почтительность, — никогда не боялся возражать Леноксу, частенько помогал ему в расследованиях, а в исключительных случаях шел на несвойственную другим откровенность.

— Что? — Ленокс наконец-то отвел взгляд от окна. — Нет-нет, Грэхем, нисколько, все в порядке, спасибо.

— Обед тоже подавать в библиотеку, сэр?

— Нет-нет, я обедаю сегодня в Сити, — последовал ответ. — Не сидеть же мне весь день в четырех стенах.

— Совершенно верно, сэр, — кивнул Грэхем и, перед тем как закрыть дверь, добавил: — Если понадоблюсь, я в холле.

— Благодарю.

Грэхем ретировался, а Ленокс вздохнул. «Так-так, далеко зашло, если Грэхем решился на замечание. Надо взять себя в руки. Все, поеду к брату, обедать». Полный решимости, он хлопнул по карманам сюртука, отворил двустворчатые двери библиотеки и вышел в холл.

— Грэхем, пусть заложат экипаж. Отправлюсь, пожалуй, прямо сейчас.

— Разумеется, сэр.

— Я побуду в лавке Каффенбраса, пока запрягают лошадей.

— Хорошо, сэр. — Грэхем уже спускался к выходу. — Это займет не больше четверти часа.

Ленокс не спеша надел пальто, вытянул из стойки зонтик, сделал глубокий вдох — и шагнул на улицу, под самый дождь. Здесь он сразу попал в поток кебов и ландо, но с завидной ловкостью миновал препятствия и благополучно оказался на пороге книжной лавки. Он открыл дверь и улыбнулся хозяину:

— Здравствуйте, мистер Каффенбрас!

— Мистер Ленокс! — Лицо хозяина за конторкой сияло. — С годовщиной!

— Простите?..

— Я о пожаре.

— Ах вот оно что!

Как раз второго сентября исполнялось двести лет со дня Великого пожара 1666 года. От снопа искр на Паддинг-лейн в булочной Томаса Фарринера (поставщика короля Карла Второго) выгорело четыре пятых всего Лондона. Малое число жертв — история сообщает о восьми погибших — можно было объяснить лишь чудом, но тринадцать тысяч зданий и около ста церквей превратились в дым, а из восьмидесяти тысяч лондонцев семьдесят тысяч остались без крова. Неукротимое пламя бушевало над городом три страшных дня, после которых никто не сомневался, что это и есть конец света — да и год для Апокалипсиса был более чем подходящий: в нем читаюсь число зверя — 666.

— А знаете, мой дед всегда говорил, что пожар оказал городу услугу, точнее, две, — неожиданно произнес Ленокс.

— В каком смысле?

— Во-первых, в результате этого бедствия гениальный Кристофер Рен выстроил пятьдесят новых церквей, в том числе собор Святого Павла. Не будь Великого пожара, мистер Каффенбрас, нынешний Лондон не был бы так красив.

— А во-вторых?

— Известно ли вам, сколько людей умерло от чумы в тысяча шестьсот шестьдесят пятом году?

— Нет.

— Почти шестьдесят пять тысяч. А ведь в Лондоне на тот момент осталась лишь треть жителей, остальные бежали из города. Пожар уничтожил несметное количество ветхих домов вместе с их крысами и всякими насекомыми и тем самым спас жизнь десяткам тысяч людей.

Мистер Каффенбрас задумался.

— В таком случае стоит предположить, что событие осветили довольно предвзято.

— Стоит, пожалуй, — согласился Ленокс. — Хотя второго такого нам не нужно. Мой «Пиквик», случайно, еще не пришел?

— К великому сожалению, пока нет.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул Чарлз.

— Вот увидите, он оправдает долгие ожидания! Великолепный переплет из красного сафьяна! Золотое тиснение!

— И бессмертные слова, не так ли?

— О, все до единого!

Гостеприимная лавка Келума Каффенбраса с незапамятных времен считалась лучшей в округе. От слегка приглушенного света ряды книжных полок казались длиннее, книжное море — безбрежнее, а сам магазинчик — уютнее. В центре, между низеньким прилавком и большим мягким креслом, стояла железная печка, и, когда бы вы ни пришли, на ней неизменно попыхивал чайник. Хозяин лавки, маленький веселый старичок с румянцем во всю щеку, гладкими сединами и солидным животиком, смотрел на мир сквозь идеальные кружки очков, носил твидовый костюм и большую часть жизни коротал то по одну сторону печки — за прилавком, то по другую — за чтением. Раскрытая книга, обложкой вверх, всегда лежала на подлокотнике кресла.