Уже, подходя к дому, и концентрируясь только на том, чтобы не споткнуться и не угодить лицом в очередную лужу, Илья не заметил, как к нему подбежал смуглый, кучерявый мальчонка, лет семи, и, буквально путаясь у него под ногами, жалобно заглядывал тому в глаза.

— Дядя, дай пять рублей! Дай пять рублей, дядя! Дай пять рублей! — скороговоркой тараторил мальчуган, не на шаг не отставая от Ильи.

— Отвяжись! — злобно гаркнул Илья, пытаясь обойти мальчишку.

Но тот прилип к Илье, как жвачка к ботинку. То забегая вперед, то пристроившись рядом и, дергая Илью за штанину, продолжал верещать:

— Ну дай, дай пять рублей, дядя!

Не выдержав такого напора мелкого проныры, Илья попытался его несильно оттолкнуть от себя. Но не подрасчитал силы и, мальчонка, не устояв на ногах, плюхнулся задом на асфальт.

— Эй! — раздался за спиной Ильи зычный мужской бас, — Ты зачем детей обижаешь?! Сила есть — ума не надо?

Илья развернулся и заметил недалеко от себя троих. Две цыганки в длинных юбках, одна старая, другая помоложе, сверлили его злым взглядом. А в центре стоял здоровый, тучный, бородатый цыган, лет пятидесяти, в замысловатой шляпе и хитрым прищуром черных глаз. Мальчишка тут же соскочил с асфальта и, обиженно потирая «пятую точку», подбежал и прижался к старой цыганке.

«Вот только вас еще не хватало», — раздраженно подумал Илья.

— Чего молчишь? — ухмыльнулся цыган, — Сказать нечего?

И вот тут Илья всерьез разозлился.

— Да пошли вы все! Все! И ты! И ты! И ты! — орал он, тыкая пальцем в каждого из этой троицы, — И ваш мелкий глазолез! Пошли вы все!!!

К удивлению Ильи, цыган не стал дерзить в ответ. Он лишь перестал щуриться, внимательно посмотрел на Илью и грустно присвистнул:

— Э, парень… Тебе, я гляжу, тошно сегодня.

— Ты даже не представляешь как, — махнул рукой Илья и устало опустился на ближайшую скамейку.

Бородатый, тем временем, махнул головой женщинам и, те, прихватив с собой мальчонку, бесшумно «растворились» в ночи. Мужчина подошел к скамейке и опустился рядом с Ильей.

— Ну, рассказывай, — тихо произнес он, глядя на Илью.

— А чего рассказывать-то? — опустив голову и глядя вниз, безликим голосом ответил Илья.

— Что в твоей жизни такого приключилось, что ты на людей срываешься? Умер кто-то из родных? Или, не приведи Господь, сам убил кого? Может болезнь у тебя неизлечимая?

— Ну ты загнул, — ухмыльнулся Илья, не поднимая головы, — Ничего такого. Просто сама жизнь — дерьмо.

— И с чего ты сделал такие выводы? — не унимался бородач.

Илья приподнял голову, посмотрел куда-то вдаль и тяжело вздохнул.

— Знаешь такое выражение: «Вся жизнь — борьба»? И чтобы жить нужно бороться? Тут борись, там не сдавайся, здесь поднажми, там прорвись. А за что бороться? Куда стремиться? Нет, вот ты мне скажи! А?

— Откуда у тебя в таком возрасте такие печальные мысли? — удивился цыган, — Тебе сколько лет? На вид и тридцати нет?

Илья кивнул.

— Ну вот! Парень молодой, здоровый, руки — ноги есть, голова вроде тоже на месте. Чего тебе не хватает?

— Да не знаю я! — взбеленился Илья, — Вот у всех жизнь как жизнь. У всех есть какие-то радости. Какие-то стремления, увлечения. Какая-то цель. Только у меня всё не так. Всё через одно место. Куда не кинь — везде клин. Понимаешь?

— Нет, не понимаю, — ответил бородач, — У всех, как ты говоришь, кроме радостей есть еще и свои трудности. Жизнь она непростая штука, где-то дает, где-то отбирает. Думаешь у других жизнь — сплошной сахар. Вон, взгляни на него.

Цыган кивнул в сторону соседней скамейки, где сидел какой-то бомжеватого вида мужичонка неопределенного возраста, и с деловитым видом пытался уместить в, уже и так полную, грязную сумку очередную пустую бутылку.

— Как думаешь, у него жизнь лучше твоей?

— Конечно, — ухмыльнулся Илья, глядя на бомжа, — Пошел, бутылок насобирал, выпить — пожрать купил и целый день свободен. Ни о чем париться не надо.

— Вот даже как? — прищурился цыган, — Ты, видать, и вправду не ценишь свою жизнь.

Потом тяжело вздохнул и продолжил:

— Ну что ж… Давненько я этим не занимался. И матушка мой порыв вряд ли оценит… Но, как говорится, для хорошего человека ничего не жалко, — хмыкнул он и, тут его голос стал очень серьезным и каким-то металлическим, — Я даю тебе одну ночь. Только одну ночь. Завтра, ровно в восемь утра, твои скитания закончатся. И кем ты в тот момент окажешься, ту жизнь до самой смерти и проживешь.

— Чего ты мне там даешь? — с усмешкой повернулся в сторону цыгана Илья.

Но того и след простыл. Илья стал оглядываться по сторонам, думая, не привиделось ли это всё ему по пьяни, как рядом раздался скрипучий мужской голос:

— Я очень извиняюсь… Но не могли бы Вы дать мне немного денег? Для здоровья… Поправиться…

Возле него стоял тот самый бомж, на которого пять минут назад указывал цыган, и смотрел на Илью жалостливым взглядом.

— Слышь, мужик, — словно не расслышав просьбу мужичка, оторопело заговорил Илья, — Ты сейчас здесь цыгана не видел?

— Какого цыгана? — непонимающе уставился на Илью тот.

— Ну такого… В шляпе, с бородой, лет пятидесяти. Здесь со мной сидел.

— Неа, не видал. Тебя видал. Цыгана не видал. Ну так как, есть пяток рубликов на похмел? — не унимался бомж.

— Похмелиться хочешь? — спросил Илья, понимая, что к нему тоже подступает то неприятное ощущение, когда организм из алкогольных радостей переходит в стадию алкогольных последствий.

Мужичок радостно закивал и в его глазах затеплилась надежда.

— Тебя как звать-то?

— Виталик я, — суетливо отозвался тот.

— Слушай, Виталик, а давай вместе бахнем?

Виталик расплылся в беззубой улыбке:

— Так а чего же! Конечно!

Илья взглянул не часы. Пять минут двенадцатого. И тут в голове пронеслись слова цыгана: «…ровно в восемь утра…» и, он содрогнулся. «Жуть какая», — подумал Илья, возвращаясь мыслями в реальность.

— Не успели, — с досадой сплюнул он, — выпивку уже не продают.

— Не беда! — радостно подорвался Виталик, — Я тут один ночной магазинчик знаю. Там продавщица женщина хорошая. Всегда мне продает.

— Только я всякую бурду не пью, — ухмыльнулся Илья.

— Так и не надо. Там можно и приличного чего прикупить и закуси всякой. Были бы деньги, — лыбился, вдохновленный предстоящим застольем, Виталик, — А посидеть у меня можно. Я вон там живу, — указал он в сторону ближнего дома.

— На помойке? — съязвил Илья.

— Ну зачем на помойке, — обиделся Виталик, — Квартирка у меня, однушка на первом этаже. Бедненько там, но посидеть есть где.

— Ладно, не обижайся, — поднимаясь со скамейки, примирительно