— А ведь это солнечное золото пригодилось бы Риму больше, чем варварам, — почесал жирный подбородок Нерон.

— Вряд ли. Оно приносит процветание и силу лишь праведному царству.

— Тогда оно точно не для Рима! — расхохотался император. — И вообще не для этого мира.

— И кто решает за людей, что праведно для них? Семеро глупых богов, каждый по-своему. Один из них — Солнце, Аполлон Гиперборейский. Это он шлёт в мир опасные золотые игрушки, морочит людей Огненной Правдой и Путём Солнца.

— Так сможет ли всё ваше Братство Высшего Света сопротивляться ему — богу? — с дрожью в голосе произнёс Нерон.

— Сможет! — Лицо Валента приобрело хищное выражение, он вытянул вперёд пальцы, унизанные перстнями. — Мудрый может подчинить себе магические силы всех семи светил, не связывая себя их законами.

Вот они, эти силы, — в семи перстнях, прозванных невеждами Перстнями Зла! И все они послужат тебе, мой господин и бог, и твоей Империи!

Лицо Нерона сияло самодовольством. Он чувствовал себя владыкой — не таким, каким был, а каким собирался стать: подобным царям-богам Востока.

— А Ардагасту я мешать не буду. Пока что. Пусть достигнет Рипейских гор, одолеет свирепых грифонов и одноглазых аримаспов — стрела всё равно достанется не ему, а другому. Тоже варвару, только более глупому, алчному и властолюбивому. А я позабочусь о том, чтобы золотые дары вызвали в Сарматии лишь новые усобицы.

В глубине лесов, раскинувшихся за Pa-рекой, на поляне сидели у костра угрюмые воины с чёрными медвежьими шкурами на плечах. Среди них выделялись двое самых могучих. У одного из штанин торчали когтистые медвежьи лапы, второй же выше пояса был самым настоящим медведем, а ниже — человеком. Этих воинов звали Чёрными Медведями и «защитниками леса», а возглавляли их полумедведи — братья Шумила и Бурмила Медведичи. Разбойная эта дружина нещадно мстила росам и всем, признавшим власть росов.

Глаза воинов были устремлены на красивую пышнотелую женщину, лежавшую неподвижно, будто покойница, на ложе из еловых лап. То была сестра Медведицей — колдунья Лаума. Вернее, её тело. Дух же улетел далеко — к удмуртским злым колдунам.

— Загулялся что-то сестричкин дух. Может, не будем ждать да ударим сейчас на Ардагаста? Ночью самое время, — вполголоса спросил брата медвежьеголовый Бурмила.

— Подпалит он тебе шерсть и морду солнечной чашей, так будешь знать, когда ударять... У него теперь людей больше, а стан ночью стерегут волколаки-нуры или Шишок, царский леший.

Вдруг на толстую ветку дуба, нависавшую над поляной, опустились две крупные птицы — ворон и филин. Громко и противно прокричали, а Лаума тут же открыла глаза, приподнялась, потянулась.

— Заждались, братики? Далеко летать пришлось. Удмуртские ведуны слабоваты, и народ их не любит, а волхвы-шаманы со мной дела иметь не хотят, хоть и сами Кереметю-Чернобогу служат. Я и полетела к Саудеву, главному чёрному шаману аргиппеев. Ох и колдун, под стать нашему батюшке Чернобору! И мужик какой! Попасть бы к нему уже в теле... — Она встала, привела в порядок распущенные волосы. — Я по-удмуртски не говорю, так он дал мне двух своих духов. Обернусь сорокой, полечу вещать глупым удмуртам.

— Против росов будем их поднимать? — сказал Шумила.

— Наоборот. Станем говорить, что только царь Ардагаст их от грозной беды спасёт. Он всё лезет кого-то защищать, даже когда не просят. Вот мы с Саудевом и придумали... Такое придумали!

— Так мы ведь тоже защищаем. Все племена лесные, — почесал медвежью голову Бурмила.

— Защищаем, да не даром. Живёшь в лесу — корми его защитников! Только сейчас, братики, никого не задевайте, ведите дружину мимо удмуртских городков, за Каму. Мы большую войну устроим, а сами в неё не сунемся. Покамест!

За рекой Вяткой дружина росов въехала в сосновый бор. Воздух в бору был удивительно чист и свеж. Словно на берегу моря, сразу подумалось тем, кто у моря бывал, как, например, Хилиарх, сын Хилонида, или сам царь, или царский леший Шишок. Воздух бодрил, пьянил. Не зря это место, как вскоре узнали росы, звалось Пьяным бором. Здесь хотелось думать только о хорошем и делать только хорошее. Да и впрямь: ведь не грабить они идут, не жечь, не в полон угонять, а добыть для всего царства росов и венедов солнечное золото. А в нём — фарн, счастье-удача всем добрым людям, которых, что ни говори, в мире больше, чем злых. А что придётся за это золото биться со злобными дураками, людьми и нелюдями, так на то боги и создали воинов.

Всем было весело, будто в праздничный день. Вишвамитра рассказывал забавные индийские притчи, и хохоту великана Сигвульфа вторил звонкий смех царицы. Гусляр Пересвет наигрывал венедские девичьи песни, и голоса амазонок стройным радостным хором оглашали бор. Воительницы, шесть лет назад переселённые Ардагастом с Кавказа, хорошо освоились на Днепре и даже звали себя уже не эорпата — «мужеубийцами», а поляницами. Лучше всех пели царица амазонок Ардагунда, златоволосая, как и её брат Ардагаст, и чернокудрая Меланиппа, жена Пересвета. Подпевали воительницам даже обычно суровые нуры и их князь-колдун Волх Велеславич, Седой Волк. И впрямь недавно был праздник: середина месяца вересеня[7], когда змеи уходят под землю, а медведи — в берлогу. Вот бы и Медведичи с их шайкой до весны в землю залегали, добрым людям не пакостили!

Никто даже не удивился, когда на тропе вдруг появились люди в белых рубахах и штанах, серых кафтанах и лаптях. От венедов их отличали только колпаки с меховой опушкой, сплошь рыжие волосы и скуластые узкоглазые лица. Почтенного вида старик протягивал на вышитом полотенце хлеб-соль (знали здесь, похоже, венедские обычаи). Его спутники держали связки соболей и чернобурок.

— Здравствуй, Ардагаст, царь росов! Да хранит тебя Инмар, владыка неба и солнца! — сказал по-сарматски старик. — Народ удмуртов рад видеть тебя на своей земле.

— Здравствуйте и вы, добрые люди! — непринуждённо ответил Зореславич. — Дозволите ли пройти через вашу землю к истокам Ра-реки?

— Дозволим и поможем тебе всем, чем пожелаешь. Уважь только наше бедное племя. Великий старейшина Идна, верховный шаман Акмар и воевода Ядыгар просят тебя и твою дружину в наш стольный город Чеганду!

Высоким правым берегом реки Ра отряд шёл дальше на восток. Страна удмуртов была густо заселена. На холмах возвышались городки, к ним жались сёла, в пойме желтели убранные поля и паслись на обильных лугах стада. Венеды только головами качали, узнав, что здешний народ не додумался ни землю пахать, ни даже лес выжигать и сеять в пепел. Рыхлили землю-матушку мотыгами: не то пашня, не то огород. Больше надеялись на скотину, да на реку, да на лес. А земля-то какая хорошая, плодородная... Венеды или даже мордвины уж нашли бы, что с ней делать. Чудные люди тут живут, чудь, одно слово!

Городок Чеганда стоял на высокой горе недалеко от слияния двух рек. Одна текла с северо-востока, другая — с востока. Вышата с Хилиархом подумали было, что Ра — первая из них. Великая солнечная река течёт с севера, из огромных Рипейских гор — так говорили и греческие книги, и скифские священные предания. Удмурты, однако, сказали, что первая река зовётся Камой и течёт действительно с севера, из глухих Пермских лесов, а есть ли за ними горы — неведомо. А вот восточная река — это и есть Ра, ещё её зовут Белой рекой, в верховьях же её — высокие горы, и идут они с севера на юг.