— Ладно, — улыбнулся он, включая зажигание.

Маша расслабилась под тихий рокот мотора и негромкую музыку, льющуюся из автомагнитолы. Возможность доехать домой, не утруждая себя вождением, а полностью положившись на другого человека, была одной из причин, почему Маша до сих пор не купила собственную машину. Хотя могла бы, финансовое положение позволяло. Но это была вторая причина «против»: мама была не в курсе ее денежных дел. А узнай она о них и о том, что дочь может себе позволить личное авто, это ей наверняка не понравится. Ведь у мамы было свое, предвзятое мнение о зарабатывании хороших денег красивыми девушками, и понятие «чаевые» в это мнение не входило. Да и вообще ей категорически не нравилось все, чем занималась теперь ее дочь. Маша только вздохнула, вспоминая яростные споры с мамой — до скандалов в их семье не опускались никогда. Мама считала, что Маше необходимо окончить институт. Маша же считала, что это еще успеется и что в ее 28 лет ей еще можно не торопить события. И потом, ну что он ей даст, этот институт? Когда она и сейчас не только трудоустроена, но еще и хорошо получает? Мама возражала, что это не та работа, которой стоит дорожить даже за хорошие деньги. Отчасти была права. Маша сама испытывала что-то вроде шока, когда только начинала работать, ведь клиенты попадались очень разные, особенно в ночную смену. Для кого-то слова «официантка» и «проститутка» были вообще синонимами. Но поначалу Маше просто необходимо было удержаться на работе, вопреки всем своим трудностям и чувствам. Потому что у нее смертельно заболел отец, и семья быстро нищала, теряя деньги на дорогостоящее лечение, которое в итоге все равно папе не помогло. Так что Маша в те страшные дни должна была зарабатывать не только себе на учебу — тогда она еще упорно продолжала учиться, — но и на жизнь. И она справлялась с этой задачей. Научилась стоически сносить выпады нетрезвых клиентов; отклонять их притязания твердо, но без хамства, что было особым искусством. Попутно с этим освоила еще множество мелочей, уверенно пробираясь по карьерной лестнице. Главное, что для этого требовалось, кроме красивой внешности, — сильный характер — у Маши было. Хотя и непонятно было, откуда взялось. Ведь, по аналогии с людьми, про которых говорят, что они за свою жизнь ничего не ели слаще морковки, про Машу смело можно было сказать, что лет до двадцати в ее жизни не было ничего горче черного шоколада. Папа занимал хорошую руководящую должность и ни в чем не отказывал своей единственной обожаемой дочери. Мама не стала делать карьеру, предпочтя большую часть времени отдавать дому и семье, из-за чего Маше жилось легко и беззаботно. Резвилась дома, весело проводила время с друзьями, успевая при этом неплохо учиться. И в престижный институт она поступила без всяких проблем. Все оборвалось в тот день, когда папе поставили его страшный диагноз, рак, и врачи развели руками: на такой стадии заболевания медицина уже бессильна. Но мама с Машей не поверили, стали бороться, цепляясь буквально за все. Хотя, как оказалось впоследствии, врачи рядовой больницы были все-таки правы, а в элитных клиниках просто предпочли деньги искренности. Но надежда, как известно, умирает последней, поэтому женщины боролись за своего любимого отца и мужа до последнего дня. Ради этого Маша в конце концов и забросила учебу, тайком от родителей, чтобы не расстраивать их. Думала, что восстановится в институте потом. Но потом, уже после смерти папы, пришла уверенность в себе, и нужное знакомство, и приглашение на работу в самый престижный ресторан их города, «Метрополь», где нужны были профессионалы, а не студенты-совместители. И Маша, хорошенько все взвесив, решила не упускать этот шанс, а плюнуть пока на высшее образование ради тех денег, которых иначе ей было бы долго еще не видать. Пока не отучится, пусть даже всего только оставшийся год. Пока снова не утвердится на работе уже по новой специальности, при том что работу еще нужно было найти. Стоило ли оно того? В этом вопросе Машино мнение резко расходилось с маминым. Но споры не помогали, и каждая пока что на данном этапе жизни, оставалась при своем. Конечно, Маша понимала, что не останется официанткой всю свою жизнь, но, пока была возможность, отчего было не обеспечить себе свое недалекое будущее?

— Маш, приехали, — остановив машину у подъезда, Антон не стал ее трясти, как было дозволено, а лишь осторожно тронул за плечо.

— Ага. — Маша зевнула, потянулась, придала спине вертикальное положение, сунула Антону деньги в карман: — Спасибо, Антош. Счастливо доработать.

— А тебе хорошо отдохнуть. Звони, — сказал он ей на прощание.

Маша постояла у своего подъезда, провожая его взглядом и вдыхая прохладную свежесть поздней августовской ночи, плавно перетекающей в утро. Потом окинула взглядом двор. Он был пуст, что ее вполне устраивало. Она прошла к качелям, устроилась в них, смахнув песчинки с сиденья. И, слегка покачиваясь, стала думать. О том приговоре, который вынес сегодня преступный босс человеку по фамилии Вакантов. Могло ли это быть совпадением? Но Машин бывший одноклассник, Глеб Вакантов, вполне мог оказаться тем самым приговоренным. После школы он пошел не в бандюки, как ему пророчили учителя и соседи, а, напротив, устроился работать в полицию. Характер же у него, как можно было догадаться по делаемым пророчествам, еще с малых лет был непростой. На Машин взгляд, Глеб не был задирой, но у него было обостренное чувство справедливости. И при этом он не умел лицемерить и льстить и всегда резал правду в глаза, независимо от того, кому они принадлежали, однокласснику ли или директору школы. А если требовалось, то за правду он готов был кинуться и в бой, не глядя на силы и численность своего противника. Соответственно, врагов он себе наживал еще в школе целыми пачками. Правда, те в большинстве своем предпочитали его тихо ненавидеть, не вступая в открытый конфликт: сухощавый и не очень высокий, Глеб на проверку был гораздо сильнее, чем казался, а в придачу к мускулам брал противника еще и характером. Отчаянный и бесстрашный, он попросту не умел отступать и благодаря этому своему качеству нередко выходил победителем там, где, казалось, не стоило на это даже и надеяться. Уж Маша-то это знала, сама несколько раз была свидетелем того, как превосходящие силы пытались загнать Глеба в угол. Пытались и не смогли. Изменился ли он за прошедшие годы? Маша давно не встречалась с ним, но, зная его по школе, была уверена, что нет, такие, как Глеб, не меняются. Так что он был как раз из тех людей, кто вполне мог испортить жизнь даже главарю бандитов, причем до такой степени, чтобы тот захотел избавиться от него. А значит, нужно его все-таки предупредить. На всякий случай — вдруг речь шла действительно о нем?! И сделать это нужно сегодня, сейчас. Пока разъехавшиеся из ресторана убийцы не отправились на свое задание или не отправили вместо себя других, более трезвых. Ведь кто его знает, вдруг они возьмутся за это именно сегодня? Подкараулят свою жертву, когда она утром пойдет на работу. И все, потом звонить уже будет поздно. Останется лишь прийти на похороны вместе с другими своими одноклассниками и положить на могилу букет… При этой мысли Маша торопливо вытащила из сумочки свой телефон, пролистала список абонентов. Телефоны она меняла уже не раз, но вот симка, на которой она и сохраняла все номера, много лет оставалась прежней. Значит, и телефон Глеба мог где-то сохраниться, хотя они с Машей давным-давно уже не виделись: после окончания школы он, необщительный по натуре, не поддерживал контакта с бывшими одноклассниками. В последний раз они с Машей мимоходом повстречались на улице, где-то года через два после выпускного вечера. И все. Так что о работе Глеба Маша совершенно случайно узнала от других своих одноклассников, встретившихся с ним тоже не по дружбе, а в силу сложившихся обстоятельств. От них же знала о том, что Глебушка по-прежнему весьма нелюдим, в социальных сетях не зарегистрирован и вроде как не женат. Значит, если она попытается дозвониться ему именно сейчас, то в случае ложной тревоги огребет матюгов только от него одного, без подключения его второй половины. Это немного ободряло. Найдя нужный номер, Маша колебалась всего несколько секунд, затем нажала на вызов. И, когда сигнал уже пошел, запоздало испугалась: а не сменился ли номер за это время у самого Глеба? И не разбудит ли она сейчас другого, совершенно непричастного ни к чему человека? Ведь времени-то около четырех, самый сон!