назвать эту особу — не то девушка, не то любовница…

Так вот, он — не думал.

Он мной лечился.

Даже и не знаю, что унизительнее.

А почему же тогда я должна отказывать себе сейчас в удовольствии?

Впрочем, удовольствие весьма сомнительное, но жажда мести Артему куда сильнее разума.

К тому же, с Алексом мы столько лет знакомы, что даже такое, урывочное, но многолетнее, общение создаёт иллюзию долговременности. Вроде как с ним я куда дольше, чем со всеми остальными…

Наконец, откидываюсь на спину, тянусь к пачке со своими сигаретами, достаю одну и закуриваю.

Пуская кольцами дым в потолок, я думаю о том, что легче от содеянного мне, конечно же, не стало.

Но зато теперь мы с Артемом хотя бы квиты.

Алекс подходит ко мне, чуть приподнимает за подбородок, целует:

— Спасибо тебе.

— И тебе.

— Сегодняшний день какой-то особенный, не находишь?

— День как день. Что это за настроения на тебя нашли?

— Да так, ничего. Просто действительно соскучился и был рад увидеться.

Неспешно одеваюсь, пока он с неприкрытым удовольствием наблюдает за моими действиями.

Наконец, подхожу к двери:

— Ну, пока?

С радостью бы сказала ему «прощай», но в юности столько раз зарекалась и нарушала свои обещания, что вскоре забросила эту затею.

— Всего доброго тебе… — захлопываю дверь, и вдруг из-за спины слышу тихое: «Надеюсь, ты всегда будешь обо мне помнить…»

На секунду от этих слова становится не по себе.

Впрочем, учитывая его многолетние манипуляции, в целом не придаю этому особого значения. Всего лишь очередная попытка зацепить меня на крючок. Знаем, плавали.

Спустя десять минут я уже мчу в сторону дома под какую-то новомодную музыку, название которой даже не стараюсь запомнить.

* * *

Глядя на ночной город, он застегивает шелковую рубашку.

Жестом поправляет растрепавшиеся кудри, надевает очки.

За мастерски отточенным показным безразличием совершенно невозможно распознать отчаяние, которое смешивается с тоской и безграничной болью, как шампанское с водкой в его стакане.

— Она никогда меня не простит.

Отточенным движением запускает руку в карман и тотчас запивает его содержимое ядерным коктейлем.

— Что ж… подождем…

Чуть позже он уже мечется по комнате, спасаясь от надвигающейся на него бесконечной вязкой тьмы, которая на деле лишь нарисована его больным воображением.

Не на шутку испуганный её нашествием, он опрометью бросается к окну и распахивает его настежь:

— Не догонишь! Ты меня не догонишь! Слышишь?!

Ещё секунда — и он делает свой последний шаг.

В бесконечность.

* * *

Ранним утром я люблю посидеть на кухне в полном одиночестве, думая о своём и распивая вкусный свежий чай.

Вот и сегодняшний день не становится исключением.

Отставив кружку в сторону, свободной рукой нашариваю пульт и включаю телевизор:

«В настоящее время причины смерти устанавливаются…»

Поднимаю голову и вдруг на экране вижу знакомый силуэт, который, однако, распластался аккурат по диагонали от Большого театра.

Дальше, как в тумане.

На автомате завариваю себе новую порцию чая.

На автомате собираюсь на работу и целую Артема на прощание.

На автомате провожу какие-то рабочие собрания и встречи.

В голове лишь крутится наша последняя встреча и эти его слова. Выходит, готовился?

Безуспешно пытаясь весь день отвлечься от невеселых мыслей, я вовсе не замечаю, как наступает вечер.

От этого осознания начинает подташнивать, а потому наливаю себе ещё крепкого сладкого чая.

Тут замечаю, что на пороге моего кабинета стоит Артем:

— Ты скоро?

— Привет, проходи. Чай будешь? Я только налила, весь день носилась по делам. Сейчас допью, и поедем. Вон там чайник, плесни себе.

Стараюсь вовсе не смотреть в глаза Артема. Слишком уж там сейчас много противоречивого, а мой кавалер обладает незаурядной интуицией. Начнутся расспросы, и чёрт его знает, к чему это всё приведет.

Почему-то, совершенно необоснованно, я чувствую себя причастной к произошедшему.

— Слушай, а давай через центр поедем?

— Как скажешь, в принципе, время такое, что там ещё свободно.

* * *

Спустя час Артем тормозит у Большого.

— Так что ты здесь хотела?

Хорошо, что он — сова и не особо смотрит новости.

— Подожди минутку, я сейчас.

Перехожу улицу и иду чётко на то место, которое показывали в утреннем репортаже. Разом на меня наваливается огромный ком совершенно противоречивых эмоций.

Вдруг я замечаю какой-то отблеск у себя под ногами.

Наклонившись, вытаскиваю из трещины между брусчаткой серебряную цепочку с кулоном в виде львиной головы.

«На храбрость!» — раздаётся из глубины воспоминаний мой собственный голос, и тотчас глаза застилают слезы.

В тот день, лет двадцать назад, у него был экзамен, на который он очень боялся идти в виду неготовности, и потому я преподнесла ему скромный презент.

Оглянувшись по сторонам, словно вор, прячу кулон в сумочку и возвращаюсь к машине.

По дороге домой я смотрю в окно на пролетающие мимо дома и другие автомобили и искренне наслаждаюсь пустотой в своей голове.

Я знаю, что меня ещё не раз «накроет».

Знаю, что было бы правильно обсудить случившееся хоть с кем-то.

Но в сумочке побрякивает львиная голова, и я ловлю себя на странном спокойствии от того, что, кажется, теперь он навсегда со мной.