Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы писатель сочинил злодея, подобного Трампу – преувеличенный, перехлестывающий через край нарциссизм, невежество, склонность к предрассудкам, хамство, демагогия и тиранические порывы (а еще он ежедневно потребляет дюжину баночек диет-колы), – этого автора обвинили бы в избыточном вымысле и неправдоподобии. На самом деле президент Соединенных Штатов зачастую выглядит менее убедительным персонажем, чем карикатура, созданная обезумевшим художником из смешения короля Убю[3], пса Триумфа[4] и персонажа, не вошедшего в комедию Мольера.
Но клоунские черты Трампа не должны заслонять от нас куда более серьезные последствия его агрессии против истины и закона: он обнажил все уязвимые места наших институтов и цифровых коммуникаций. Едва ли кандидат, неоднократно уличенный во время кампании в долгой истории лжи и мошеннических практик в бизнесе, мог бы рассчитывать на такую народную поддержку, если бы значительная часть электората не была несколько пресыщена правдивостью и если бы не сказались еще более глубокие системные проблемы в том, как люди получают информацию и как они привыкают мыслить все более партийно и раздробленно.
В Трампе личные черты – тоже аспект политики, и во многих отношениях он не столько чудище из комикса, сколько доведенное до крайности и абсурда воплощение более широких и взаимодействующих тенденций, которые сейчас и разрушают истину: от смешения новостных и политических программ с развлекательными до токсичной поляризации американской политики и нарастающего популистского презрения к экспертному знанию.
Эти тенденции, в свою очередь, продолжают динамику, много лет вызревавшую под поверхностью повседневной жизни. Так складывалась экосистема, в которой Веритас, богиня Правды (она изображена Гойей на знаменитом офорте «Правда умерла»), может смертельно захворать.
На протяжении десятилетий объективность или даже мысль о том, что людям свойственно стремиться к самой точной из доступных истин, все более выходила из моды. Знаменитая фраза Дэниэла Патрика Мойнихэна[5] – «Каждый имеет право на особое мнение, но не на особые факты» – как никогда актуальна: поляризация зашла настолько далеко, что избиратели «красных» и «синих» штатов с трудом приходят к соглашению по поводу одних и тех же фактов.
Это наблюдается с тех пор, как солнечная система новостных сайтов правого крыла, вращающаяся вокруг Fox News и Breitbart News, охватила своим гравитационным притяжением основную базу республиканцев и ее влияние многократно умножили соцсети, соединяющие схоже настроенных пользователей и настраивающие ленту новостей таким образом, что каждый получает подкрепление собственных заведомых мнений: в результате все живут в камерах без окон, и эти камеры становятся все более тесными.
Релятивизм усиливается с тех самых пор, как в 1960-е годы начались культурные войны. Тогда его подхватили «новые левые», спешившие изобличить предрассудки западного, буржуазного, патриархального мышления, а также ученые, проповедовавшие евангелие постмодернизма, которые принялись утверждать, что универсальных истин не существует, есть только малые личные истины – концепции, формируемые современными культурными и социальными силами. С тех пор релятивистской аргументацией завладели правые популисты, в том числе креационисты и отрицатели глобального потепления: они требуют, чтобы их взгляды преподавались в школах наряду с «научно обоснованными» теориями.
Релятивизм, разумеется, идеально совпал с нарциссизмом и субъективизмом, который тоже возрастал от «Десятилетия имени меня», как припечатал его Том Вулф[6], до эры селфи и борьбы за самооценку. Неудивительно, что «эффект Расёмона» – убеждение, будто истина зависит от точки зрения, – пронизал в нашей культуре все, вплоть до популярных романов вроде «Судеб и фурий» и телесериала «Любовники», который держится на соперничающих реальностях ненадежных рассказчиков.
Без малого четыре десятилетия я читаю и пишу о подобных проблемах. Все начиналось еще с торжества деконструктивизма и битв за литературный канон в университетах и продолжалось спорами о вымысле при пересказе исторических событий в фильмах Оливера Стоуна «JFK» и Кэтрин Бигелоу «Цель номер один».
Я обсуждала попытки администрации и Клинтона, и Буша уйти от прозрачности и определять реальность на собственных условиях, а теперь говорю о войне Дональда Трампа с языком, о желании возвести аномалию в норму и о том, как технологии влияют на распространение и усвоение информации. В этой книге я надеюсь, опираясь на свой опыт чтения и наблюдения за текущими событиями, более систематично представить продолжающую атаку на истину и поместить нынешние сражения в контекст широких социальных и политических тенденций, которые развиваются в нашей культуре уже много лет. Я также намерена обратить внимание читателей на некоторые провидческие книги и тексты, которые проливают свет на нынешнюю ситуацию.
Правда – краеугольный камень демократии. Как сказала бывшая и. о. генерального прокурора Салли Йейтс, истина – то, что уберегает нас от автократии: «Можно и нужно спорить о различных вопросах и о политических решениях. Но эти споры должны быть основаны на общепризнанных фактах, а не на поляризующей риторике и выдумках, которые обращены лишь к эмоциям, в особенности к страху.
Объективная истина существует. Более того: умолчание тоже не должно оставаться безнаказанным. Мы не можем помешать общественным лицам произносить ложь, но от нас зависит, призовем ли мы их к ответу за ложь или же от усталости и разочарования или в угоду собственным политическим интересам предпочтем ничего не замечать, и так безразличие к истине сделается новой нормой».
Это яблоко.
Кое-кто попытается уверить вас, что это банан.
Эти люди будут вопить снова и снова: «Банан, банан, банан!»
Они могут написать это слово большими буквами: БАНАН.
И в какой-то момент вы начнете верить, что это банан.
Но это не банан.
Это яблоко.
В 1838 году, обращаясь к лицеистам, молодой Авраам Линкольн высказал озабоченность тем, что по мере того, как воспоминания о революции уходят в прошлое, свобода подвергается опасности из-за неуважения к тем институтам власти, которые как раз и призваны защищать гражданские и религиозные свободы, завещанные отцами-основателями. Чтобы сохранить господство закона и воспрепятствовать тирану, который «может появиться в нашей среде», нужен трезвенный разум, «холодный, расчетливый и бесстрастный разум». Чтобы американский народ оставался «навеки свободным», ему необходимо, внушал будущий президент своей аудитории, сохранять уважение к разуму, «здравой морали и в особенности к Конституции и законам».