– До конечного пункта пойдешь не прямо. Сделаешь крюк, координаты возьмешь в штабе, – сидя в кабинете Верховного, один на один, получал указания человек. – Есть там одна… общинка. Не знаю, живы ли сейчас, или вымерли давно – ты проверь. Передохли – туда и дорога. Ну а нет… – Верховный тяжело поднялся с массивного стула красного дерева, опираясь побелевшими костяшками пальцев о зеленое сукно стола, – поможешь. Качественно поможешь. Всех под корень, чтобы ни единой души не осталось. Понял задачу?

Человек вскочил, вытягиваясь в струнку под мрачным взглядом, бросил руку к козырьку.

Верховный кивнул.

– Выполняй. И вот еще что… сделаешь – место моего зама тебе гарантировано. Не сделаешь… – взгляд его потяжелел, – ты все знаешь сам.

Человек знал. Невыполнение боевого приказа в Братстве каралось жестоко и беспощадно. Смертью. А тут – указание Самого! Ответственность огромная, но и поощрение в случае успеха – небывалое.

Верховный всегда действовал одновременно кнутом и пряником. Тонкий психолог, он понимал, вероятно, что человека нужно поставить перед выбором. Либо ты лезешь вверх, к вершине, – либо падаешь вниз. Третьего не дано. Ибо если ты выберешь третий путь – тихую, спокойную, растительную жизнь без борьбы, без стремления карабкаться в своем развитии все выше и выше, – ты уже не будешь полезен Бригаде. Под лежачий камень вода не течет.

Человек был согласен с этим мудрым изречением. И он нисколько не сомневался, что поставленные задачи были ему по плечу, – ведь именно на таких задачах и специализировалась Первая Ударная.

Выполнить приказ – и получить заслуженную награду.

Любой ценой.

Иного выхода у него просто не было.

И потому караван пришел в город.

Убивать.

Утро выдалось хмурое.

Данил сидел в своей обычной засидке, на вокзальной башенке с часами, поглядывая то на пытающееся пробиться сквозь пепельно-грязные тучи восходящее солнце, то на прилегающую к вокзалу площадь. Прохладный пасмурный день – удача. Жаль только, не для него – смена заканчивается. Не больно-то летом посидишь в ОЗК и противогазе под палящими лучами солнца, когда температура порой достигает сороковника. Демрон[1]бы, в нем не так душно – да Родионыч с самого начала запретил Додону их выдавать. Демронов – пяток на все Убежище, а чтоб купить такой в личное пользование, это надо вагон пятерки или семерки[2]на бартер поставить. Да еще и хрен найдешь, буржуйские-то костюмы.

А в ОЗК что ж… духота. Хоть и оборудован каждый схрон небольшим навесом, да толку от него… Воздух раскаляется уже к обеду, вот и сидишь весь день в резине, как в бане. По всему телу, начиная с головы, в течку течет, и никакие потосборники в виде комка под защитным комбинезоном не помогают. Снять хотя бы противогаз, подставить ветру лицо, чтоб пот обдуло, – так нет же. Радиация.

В летние месяцы из-за таких вот банных дней Данил терял килограммов десять веса, худея аж до пятьдесят четвертого размера, – все с водой уходило. Правда, рельеф становился – загляденье! До мелкого кубика, до волоконца… Иришка с Ольгой как дикие набрасывались! Данил плотоядно ухмыльнулся, припомнив некоторые подробности таких ночей. Дикие-то дикие, однако – тяжело. Утром после суток спускаешься, бывает, домой – а в ОЗКашных чулках-бахилах хлюпает так, будто по болоту шлепаешь.

И ведь не поделаешь ничего, дежурство есть дежурство. Боевой пост не оставишь. Отойди-ка хоть на минуту – а ну как в это время псы нагрянут? Или выродки? Или еще кто похуже! Выскочит из-за насыпи со стороны промзоны стая рыл эдак в двадцать – и во все лопатки к вокзалу чешут. Тут уж не зевай!

Раньше их с дальнего расстояния «калашами» выбивали, но со временем эти ублюдки умней стали и проворнее в разы. Теперь их чаще всего не то что из «калаша» не выцелишь, а и из снайперки не вдруг возьмешь. После того, первого раза, когда стая все-таки добралась до защитников Убежища и порвала троих бойцов, Родионыч тушенки с солярой не пожалел, но сторговал у войсковых четыре огнемета и огнесмеси несколько емкостей. Принципиально брал не «Рыси[3]» и не «Шмелей[4]», а старой, еще советской послевоенной разработки, станковые огнеметы ТПО-50. Таких на складах у войсковых штук десять хранилось в разном состоянии исправности. И стреляли они не капсулами с напалмом, как современные, а плевали огненной струей метров на сто пятьдесят. С тех пор проще стало – прорвавшихся собак ожидал поистине горячий прием, одним залпом выжигавший до половины стаи.

Башенка возвышалась над вокзальной крышей на добрых три метра, из-за чего площадь и все подходы к зданию лежали как на ладони. Когда-то вся она была усыпана крупными бетонными обломками, прилетевшими во время бомбежки со стороны заводской промзоны, и за этими обломками одно время приноровились прятаться не только псы, но и мутанты покрупнее. Потом ее расчистили – ценой жизни двух человек, – и теперь держать охраняемый сектор стало не в пример легче. Сиди себе, поглядывай на насыпь да на развалины. Начнись вдруг атака, времени навалом – много ли его нужно, чтоб подхватить «калаш» либо ВСС, на выбор, и организовать встречу с распростертыми объятиями? Пару мгновений, не больше. К тому же, опасными были только два направления: с запада, со стороны промзоны, и с востока, со стороны города. С юга практически вплотную к площади подступали разросшиеся заросли сирени, преодолеть которые без костюма с системой дыхания замкнутого цикла не представлялось возможным, а северную часть облюбовал гигантский хищный вьюн, раскинувший стебли метров на тридцать и полностью скрывший под собой небольшое зданьице автовокзала. Да и огневой мощи для защиты хватало: по углам «Корды» – пулеметы калибра 12,7 мм – ну а если уж совсем кисло, то с первого этажа огнеметы или КПВ[5]поддержат. С этими вообще шутки плохи, четырнадцать миллиметров – это вам не хухры-мухры, практически маленькая автоматическая пушка. Если пуля попадет даже в конечность – отрывает напрочь. Правда, Родионыч запрещал садить из них по мелкой цели – запасных стволов и патронов было с гулькин хрен, и даже у войсковых не расторгуешься, берегут.