Детали могут быть новыми, но пьеса остается все той же. Технологии мчатся вперед, а люди упорно не желают меняться. Недавно я насчитал в одном киоске четырнадцать разных астрологических журналов – и ни одного журнала по астрономии. От Плимутского камня до атомной энергии прошло всего триста лет, но в Соединенных Штатах, стране водопровода и сантехники, по-прежнему больше дворовых сортиров, чем ватерклозетов. И ко дню, когда люди впервые пройдут по безмолвному лику Луны, это отношение вряд ли сильно изменится. Аномалии века энергии куда курьезнее его чудес.

Но все равно это великий и славный век, самый замечательный из всех, какие только видела наша легкомысленная планета. Иногда он комичен, слишком часто трагичен и всегда прекрасен. Наши самые безумные мечты о будущем будут бледным слепком по сравнению с тем, что нам еще предстоит. Независимо от того, что нас ждет впереди, – я хотел бы участвовать в этом шоу как можно дольше.

Для книги «Человек, который продал Луну», первого из запланированных издательством «Shasta»[10] пяти томов с рассказами из «Истории будущего», Хайнлайн написал предисловие, которое было помещено после вступительного слова Джона В. Кэмпбелла. (Вступление Кэмпбелла к «Человеку, который продал Луну» и не менее интересное вступление Каттнера к «Революции 2100 года» не вошли в настоящее издание, они есть только в оригинальном издании «Shasta» и перепечатках.) В предисловии Хайнлайн кратко описывает, как появились опубликованные версии его схематичной таблицы «Истории будущего» (включая переработанную версию, напечатанную на форзацах всех трех книг, изданных «Shasta», и в томе, изданном «Virginia Edition»). Упомянутая им настенная диаграмма была написана от руки в 1939 году, она воспроизведена здесь вместе с вариантом 1941 года, опубликованным в «Astounding»[11] и схемой 1950-го[12].

Он также предостерегает от трактовки своих рассказов как неких «пророчеств» – в любом смысле этого слова. В настоящее время в подобных аргументах надобности нет, но в 1950 году научно-фантастические книги вызывали изрядное смущение среди библиотекарей и литературных обозревателей из «мейнстрима», снисходивших до того, чтобы обратить внимание на научную фантастику. Хайнлайн затрагивает эту тему во множестве записок того периода, адресованных библиотекарям и отделам закупок библиотек. Проще было признать, что его вынудили играть роль «профессионального пророка», чем отрицать это и пытаться объяснить разные нюансы. Возможно, эти мысли связаны с участием в сборнике, составленном Ллойдом Артуром Эшбахом[13], «Of Worlds Beyond» («О мирах за пределами»), в который вошло эссе Хайнлайна 1947 года «On the Writing of Speculative Fiction» («О написании спекулятивной беллетристики»). Даже в 1950-е годы смысл научной фантастики многим людям был темен, и Хайнлайн взял на себя роль Главного Разъяснителя ее Неясных Концепций. К 1980 году эти обсуждения вылились в пересмотренный и расширенный вариант эссе «Камо грядеши?» (изначальный вариант напечатан в 1950 году, вторая редакция вышла в 1965 году), опубликованного в книге «Расширенная Вселенная», но даже в нем Хайнлайн рассматривал скорее методы предсказания, а не прорицательскую роль научной фантастики.

Если сравнить рукопись предисловия с его опубликованным вариантом, можно увидеть, что, например, рассказ «…И построил он себе скрюченный домишко» Хайнлайн считал частью «Истории будущего». Рассказ был выброшен из сборника «Человек, который продал Луну» кем-то (возможно, редактором «Shasta») в промежутке между маем 1949 года, когда Хайнлайн написал свое предисловие, и сдачей книги в печать (точная дата неизвестна, но вышла она год спустя, весной 1950 года) – на том основании, что рассказ имеет лишь косвенное отношение к циклу. Между тем ничего противоречащего миру «Истории будущего» в «Скрюченном домишке» нет (как нет и в рассказе «…А еще мы выгуливаем собак», который появился в «Зеленых холмах Земли»[14] и без препятствий дошел до сборника «Past Through Tomorrow»[15]).

Председатель стучал молотком по столу, добиваясь тишины. Свист и крики в зале постепенно затихали – по мере того как добровольные блюстители порядка утихомиривали своих наиболее вспыльчивых коллег. Докладчик, стоявший за кафедрой возле председательского стола, казалось, не замечал, что творилось вокруг. Его безучастное, слегка надменное лицо было спокойно. Председатель повернулся к докладчику, в его голосе слышались едва сдерживаемые гнев и раздражение.

– Доктор Пинеро, – сказал он, выделив голосом первое слово, – я вынужден извиниться перед вами за недопустимое поведение аудитории во время вашего сообщения. Поражаюсь, как мои коллеги могли настолько забыть о достоинстве, присущем людям науки, и позволить себе прерывать докладчика – независимо от того, насколько… – он сделал паузу и пожевал губами, – насколько веским был повод для подобного поведения.

Пинеро ответил ему улыбкой, которую легко можно было бы счесть откровенно оскорбительной. Председатель опять сдержался и продолжал с видимым усилием:

– Мне хотелось бы, чтобы программа сегодняшнего заседания завершилась на достойной ноте и в соответствии с регламентом. Поэтому я хочу, чтобы вы закончили свое сообщение. В то же время я вынужден вас попросить воздержаться от осквернения наших умов идеями, ложность которых самоочевидна для всякого образованного человека. Будьте любезны ограничиться сообщением о своем открытии, если таковое действительно существует.

– Но как же я смогу донести до вас новую идею, не очистив предварительно ваши мозги от старых заблуждений? – Пинеро театрально воздел свои пухлые белые руки.