для герцога Ольденбургского, а себе забрать часть Галиции, утраченную после Ваграмского сражения, что было небезразлично Австрии среди прочих целей.

Наконец, Австрия хотела, чтобы Саксония задействовала свои войска лишь вместе с войсками Австрии, одновременно и в той же мере. Ее силы состояли в прекрасной кавалерии, которая последовала за двором, и десяти тысячах пехотинцев, расквартированных в Торгау, в самой крепости Торгау, в крепости Кёнигштайн на Эльбе и, наконец, в польском контингенте князя Понятовского, который отошел к Кракову вслед за Шварценбергом. Эта последняя часть саксонских войск являлась самой привлекательной в глазах Австрии, не по причине ее военной важности, но по причине совершенно особого положения. В самом деле, следовало помешать тому, чтобы польский корпус при будущем возобновлении военных действий пришел в движение по приказу Наполеона и тем самым привлек русских к Богемии. К тому же при возобновлении военных действий Наполеон должен был послать приказы о выдвижении не только полякам, но и самому австрийскому корпусу. Чтобы распутать столько сложностей, Меттерних, со свойственной ему изощренностью ума, задумал ловкое, но опасное в случае огласки средство: закрепить письменной конвенцией с русскими то, о чем было договорено устно, то есть отступление перед ними, якобы вызванное их численным превосходством.

Соответственно, воспользовавшись услугами Лебцельтерна, отправленного в Калиш с предложением об австрийском посредничестве, стороны обменялись нотой, которую обещали хранить в вечной тайне, и договорились о следующем. Русский генерал барон Сакен денонсирует перемирие, в результате которого русские приостановят военные действия с австрийцами, и притворится, будто разворачивает на их фланге значительные силы; австрийцы притворятся, будто вынужденно отступают, отойдут за верховья Вислы, оставят Краков, вернутся в Галицию и уведут с собой польский корпус Понятовского, вынудив его подчиниться мнимой необходимости. Далее русские остановятся и не станут нарушать австрийских границ. Но чтобы не оставлять поляков в опасной близости от Великого герцогства Варшавского и в Галиции, в которой они могли посеять возмущение, австрийский двор хотел условиться с королем Саксонии об отводе их через австрийские территории на Эльбу, где Наполеон получит их в свое полное распоряжение. Так была бы решена одна из величайших трудностей настоящей минуты.

Русские приняли упомянутое тайное соглашение, и Нессельроде, ставший если не по должности, то на деле главным министром Александра, его подписал. Теперь требовалось убедить короля Саксонии принять эти договоренности.

Бедный Фридрих-Август, измученный и уже не знавший, кому предаться, но охотно следовавший на поводу у Австрии, положение которой походило на его собственное, принял все ее предложения. Он согласился использовать свою кавалерию и пехоту и крепости Торгау и Кёнигштайн только с согласия Австрии, совместно с ней и сообразно ее плану посредничества, дал согласие на то, чтобы у польских войск по возвращении в Галицию временно забрали оружие (и вернули его позднее), а затем провели их через австрийские территории, предоставляя всё, в чем они будут нуждаться, в какой-нибудь пункт Баварии или Саксонии, который будет указан позднее. К несчастью, в состав польских войск входил батальон французских вольтижеров, а разоружение французов, параллельное заявлениям о продолжавшемся союзничестве, было делом сомнительным.

Чтобы добиться от короля окончательного отказа от герцогства Варшавского, Австрия предлагала Саксонии в качестве возмещения за Польшу красивое княжество Эрфуртское, до сих пор остававшееся за Францией и однажды уже предлагавшееся в возмещение герцогу Ольденбургскому. Но Саксония, хоть и поддавалась во всем Австрии, не захотела жертвовать Варшавским герцогством, ибо Эрфурт не стоил польской короны, веком ранее так славно украшавшей трон саксонских государей. Потому, чтобы полнее располагать королем Саксонии, австрийский двор и захотел перевести его из Баварии в Богемию. Чтобы привлечь его туда, ему указывали, что в Праге он окажется в неприкосновенности и в нескольких часах езды от Дрездена и тем самым будет в состоянии ежедневно сообщаться со своими подданными и сохранить их привязанность.

Начатые с Баварией переговоры были столь же деликатны и даже представляли еще бльшие трудности. Баварию нужно было не только убедить примкнуть к плану посредничества, шедшему вразрез с политикой Наполеона, но и склонить к жертве, для общего дела бесполезной, но весьма полезной для Австрии, – к восстановлению границы по Инну. Приходилось прибегать к угрозам, ибо нечего было предложить взамен, поскольку Баварию окружали территории Бадена, Вюртемберга и Саксонии, которые невозможно было расчленить в пользу соседа. Задача была трудной, и оставался риск, что недовольная Бавария откроется Наполеону. Что до союзников Франции Бадена и Вюртемберга, Австрия могла подступиться к ним лишь с множеством предосторожностей, ибо близость к рейнским берегам делала их слишком зависимыми от Наполеона.

Именно в разгар этой кропотливой тайной работы и застал Австрию Нарбонн, везший ей планы Наполеона, совершенно отличные от ее собственных. Вместо плана восстановления Пруссии и возвращения независимости Германии Нарбонн вез план потрясения еще большего, то есть план полного уничтожения Пруссии, замещения ее Саксонией и передачи Силезии Австрии, попадавшей, тем самым, в небывалую кабалу!

Меттерних оказал Нарбонну самый любезный и лестный прием, встретив его как друга, от которого ему нечего скрывать и с помощью которого он хочет спасти Францию, Австрию и всю Европу от ужасающей катастрофы, откровенно и без промедления объяснившись по всем предметам. Он пытался узнать, привез ли Нарбонн какие-либо уступки европейской политике, которые докажут, что Наполеон хочет мира. Но Нарбонн, ожидая из Парижа последних инструкций, не мог сказать ничего, кроме того, что Наполеон не намерен ни в чем уступать и что если Австрия захочет сделаться его сообщницей, он щедро отплатит ей территориями, которые заберет у кого угодно. В подобном положении Нарбонн мог только молчать и внимательно слушать, именно так он и поступил. А поскольку он молчал, говорить пытался Меттерних.

Вена, по словам министра (а он говорил правду), после отступничества Пруссии находится в труднейшем положении. Вся Германия требует, чтобы она присоединилась к русским и англичанам против французов. Всё население Вены, хоть и не столь смелое, как берлинское, ведет те же речи, и, что еще опаснее, его мнение разделяет армия. Все хотят воспользоваться случаем, чтобы избавить Германию от нестерпимого ига Франции. Австрия, разумеется, понимает преувеличенность и неосмотрительность подобных речей. Она знает, что Наполеон весьма силен и грозен, что не следует безрассудно нападать на него; и он, Меттерних, не совершит ошибки, от которой уже хотел уберечь австрийскую политику посредством заключения брачного альянса с Францией. Однако следует признать очевидные истины и не впадать в ослепление, присущее противнику: следует понять, что вся Европа возмутилась против Франции, по крайней мере, против ее главы; что и в самой Франции назрела законная потребность в мире. Наполеон, несомненно, выиграет еще несколько сражений, но его победы не смогут