Мой полет длится недолго, но я знаю, что он опасен и может сломать меня. Впрочем, чтобы убить богиню, даже в человеческом облике, нужно нечто большее.

И вот я уже стою босиком на земле, мое тело хрупкое, мои волосы распущены, а сердце полно ненависти к тем, кого я когда-то любила. Пусть же теперь они увидят, как мне больно, пусть потеряют силу, которой больше недостойны, и пусть умрут.

Кажется, я забыла представиться. Я – Селена, богиня луны, член божественного Совета Восьмерых. Сал был моим любимым братом. И я сделаю все, чтобы отомстить за него.

Сьерра

Когда Сьерра вернулась с охоты, Ветерка в хижине не было. Волчица фыркнула и стиснула зубы. Она уже не удивлялась тому, как изобретательна была ее сестра в своем умении найти очередной способ вывести ее из себя. Не добьешься, сестренка, не в этот раз. Сьерра подняла голову и принюхалась к запаху скромного жилища, которое они делили на двоих. Судя по всему, Ветерок ушла довольно давно. Сьерра села и вытянула шею вверх, как если бы собиралась завыть. Но она не завыла. Вместо этого произошло кое-что другое. Серовато-рыжеватые волосы на ее теле поредели, сначала немного, потом еще и еще, и вот уже под ними обнажилась мягкая загорелая кожа. Ноги удлинились. На животе показался выпуклый пупок, к нему от самых ребер протянулся длинный шрам. Сьерра сняла волчью шкуру и оказалась девушкой. Брови ее были нахмурены, а руки проворны. На этот раз обращение заняло больше времени, чем обычно, позвоночник пронзила боль, такая острая, что Сьерра невольно охнула. Она открыла корзину, в которой хранила свою одежду, и надела одно из коротких свободных платьев, которые носила в человеческом обличье. Села на койку, чтобы надеть ботинки, проклиная про себя эту девчонку и ее вечное желание нарушать правила. Они никогда не были очень близки, даже в раннем детстве. А когда Сьерра стала подростком, Ветерок уже настолько бесила ее, что иногда ей хотелось кричать от раздражения. Тогда их отцу приходилось вставать между дочерьми, чтобы они не подрались.

Он брал Сьерру за запястья и продолжал держать до тех пор, пока та не переставала трястись от гнева.

«Держи себя в руках, зверь», – говорил ей отец. Он учил ее многим вещам. Объяснял, как правильно дышать, как растопыривать пальцы, следя за ногтями, чтобы они не вытягивались и не загибались, превращаясь в когти. Учил сдерживать ярость и рассказывал, как оставаться человеком, даже если это причиняет боль. Обычно после таких уроков он смеялся. Смеялся и обнимал ее грубо и горячо, от души.

Сьерра поджала губы и простояла так несколько секунд. Мысль о том, что отца больше нет рядом, вызывала острую боль. Открытая рана на сердце еще не зажила.

Сьерре всегда было трудно держать свой гнев под контролем. У большинства ликантропов были человеческие предки, у некоторых даже родители были людьми. Смешения кровей и культур привело к тому, что племя оборотней все активнее использовало человеческий язык и перенимало многие людские обычаи и привычки. Сьерра отличалась от своих собратьев тем, что не носила в себе человеческой крови. Она произошла от оборотней и волков: это делало ее более выносливой, но и более дикой. Иногда у нее возникало ощущение, что ее чувства слишком сильны и слишком быстро сменяют друг друга, чтобы она могла понять их, а уж тем более контролировать.

Ярость была самым надежным из всех. Она помогла ей стать более жесткой и одновременно закрыла ее от всего, что заставляло ощущать себя уязвимо или некомфортно. Ярость помогала Сьерре жить. Но даже с ее помощью она не могла заставить себя уйти от сестры.

Ветерок зависела от нее. От этой мысли в желудке Сьерры заполыхало – гнев всегда давал о себе знать именно так. Она фыркнула и решительно встала на ноги, намереваясь распрощаться с грустными мыслями. Если бы от печали можно было избавиться, как от дорожной пыли, которая забивается в кожу, она взяла бы тряпку и терла бы себя до тех пор, пока ее собственный запах бы не улетучился. После этого она бы подожгла бы эту тряпку со всей грустью, которая в нее впиталась, а пепел сбросила бы в самый глубокий колодец на свете.

Но Сьерра не могла так сделать, поэтому лучшим способом справиться с печалью было просто перестать обращать на нее внимание. А для этого нужно было, во-первых, выйти из хижины. Сьерра решительно встала и вышла на улицу. Она осмотрела деревню. От закатного света тени от деревьев стали длинными, а сами они зазолотились так ярко, будто кто-то поджег их кроны. В стае уже готовились к ужину. Одни разжигали костер, другие приводили в порядок шкуры. Кто-то занимался повреждениями, нанесенными последней бурей.

В деревне царила тяжелая атмосфера. Воздух сгустился. Люди, которых она привыкла видеть энергичными и уверенными, были не похожи сами на себя. Они согнули спины и ссутулили плечи. Глаза! Сьерра заметила, что все вокруг ходили с опущенными глазами и не решались смотреть на небо. Не удивительно: ведь теперь на нем не было луны. Сьерра не знала точно, страх ли руководил ее собратьями или стыд. Вероятно, они сделали что-то ужасное, раз их собственная богиня покинула их.

Впрочем, это не сильно ее волновало. Единственным чувством, которое по-настоящему владело ей в тот момент, была ярость. Сначала, значит, они отняли у нее отца. А теперь и богиня повернулась спиной к ее племени.

Богиню звали Селена. Селена знала, что люди с их оружием и деньгами были сейчас еще могущественнее, чем всегда. Знала и все равно бросила ее племя на произвол судьбы. Она просто ушла. И в результате их племя стало слабее: теперь и исцеления, и обращения давались им нелегко. Все происходило трудно и медленно. Вдобавок они перестали слышать волков! Волки, существа, которые были такой же частью их племени, их истории, их самих, теперь избегали их и хранили молчание.

Больше всех из-за этих изменений пострадали ликантропы – оборотни, рожденные от волков, как и сама Сьерра, мать которой была волчицей. Существа более сильные, чем все остальные, с более грубыми и яркими эмоциями, которые нередко брали над ними верх. Ликантропы редко спаривались друг с другом. Когда они росли в стае, они чувствовали себя братьями. А вот между оборотнем и человеком это вполне могло произойти. Несмотря на то, что племя людей было вражеским племенем, многие мужчины и женщины, которые не приживались у себя в городах и деревнях, оставляли насиженные