– Хочешь взглянуть? – вдруг спросил он.

Не дав мне ответить, учитель положил развернутую газету на пол и, открыв раздвижную дверь, ушел в соседнюю комнату. Там он залез в старый комод, что-то вытащил и вернулся. В руках у него была маленькая глиняная посудина. В соседнюю комнату учитель возвращался еще несколько раз.

– Вот-вот, взгляни! – Учитель, прищурившись, бережно расставил на полу посуду. Там были сосуды с ручкой, крышкой и носиком. – Посмотри-ка.

– Хм?

Ну и что же это? Я присмотрелась: кажется, где-то я это уже видела. Сосуды были сделаны довольно грубо. И что это, чайники? Вроде маловаты…

– Это дорожные глиняные чайники, – пояснил учитель.

– Дорожные?

– Их покупали в путешествие вместе с бэнто[3]. Сейчас чай продается в пластиковых бутылках, а раньше он продавался вот в таких чайниках.

Мужчина расставил на полу более десятка чайничков. Они были разных цветов: и яркие янтарные, и довольно тусклые. По форме чайники тоже были разными: с большим носиком, с крупной ручкой, с маленькой крышкой, пузатые…

– Вы их коллекционируете? – поинтересовалась я, но учитель покачал головой.

– Я покупал их во время путешествий.

Этот чайничек куплен в год поступления в университет, когда учитель ездил в Синсю. Этот приобретен по пути в Нару, во время путешествия с коллегой на летних каникулах. Тогда учитель вышел из поезда на одной из станций, чтобы купить бэнто себе и коллеге, а когда хотел вернуться в вагон – поезд уже отправился. А этот куплен в Одаваре во время свадебного путешествия. Чтобы не разбить, его завернули в газету и положили вместе с одеждой, сумку с которой во время путешествия носила жена. Учитель показывал пальцем на каждый из стоящих на полу чайничков и рассказывал его историю, а я просто кивала.

– Я слышал, что некоторые их собирают.

– Поэтому и вам захотелось?..

– Вот еще! Я такой ерундой не занимаюсь. – Учитель прищурился: мол, просто решил показать, что накопилось за годы. – Мне вообще тяжело что-либо выбрасывать, – признался мужчина, а затем снова пошел в соседнюю комнату и вернулся с несколькими небольшими пакетами. – Вот, посмотри. – Он развязал один.

Из пакета он вытащил множество батареек. Каждая из них была подписана черным маркером: «бритва», «часы», «радио», «фонарик»… Учитель взял в руки большую батарейку и начал рассказывать:

– Вот эту батарейку я использовал в тот год, когда был тайфун в заливе Исэ[4]. В Токио тоже был довольно сильный тайфун, и я за одно лето истратил все батарейки для карманного фонарика. А вот батарейка от моего первого кассетного магнитофона. Их нужно было сразу восемь, и они очень быстро садились. Я много раз подряд прослушивал симфонии Бетховена, так что посадил батарейки за несколько дней. Все восемь штук я сохранить не мог, но хоть одну оставить хотелось, так что я закрыл глаза и выбрал одну наугад.

Учителю было жалко выбрасывать батарейки, ведь они служили ему верой и правдой. Батарейки помогают зажечь свет, включить музыку, запустить мотор – а значит, нельзя просто бессердечно выбросить их, как только они сядут.

– А тебе разве не жалко, Цукико? – Учитель взглянул на меня.

Я не знала, что ему ответить, а потому в который уж раз за этот вечер кивнула и коснулась пальцем одной из нескольких десятков батареек. Она заржавела и отсырела. Надпись на боку гласила: «калькулятор Casio».

– Ночь скоро кончится, – заметил учитель, подняв голову.

Луна вышла из облаков и теперь ярко сияла.

– А чай в дорожных чайничках, наверное, вкусный, – пробормотала я.

– Может, чаю заварить? – предложил мужчина, протягивая руку, и, обшарив пол вокруг двухлитровой бутыли, вытащил чайницу.

Небрежно бросив листья в янтарного цвета чайничек, учитель открыл старый термос, что стоял рядом с чайным столиком, и залил заварку кипятком.

– Это мне один из учеников подарил. Сделан в Америке. Хороший термос, хоть и старый – смотри, вода все еще горячая, а ведь налил еще вчера.

Учитель налил чаю в те же чашки, в которых было саке, и бережно погладил термос. Похоже, в чашках еще оставалось немного саке – у чая был какой-то странный вкус. Алкоголь внезапно ударил в голову, и мне стало весело.

– Учитель, а можно мне посмотреть комнату? – спросила я и, не дожидаясь ответа, направилась в заваленный всякой всячиной угол.

Макулатура. Старая зажигалка. Покрытое ржавчиной ручное зеркало. Три больших черных кожаных портфеля, заношенных и помятых. Все три – одного фасона. Садовые ножницы. Шкатулка. Какая-то пластиковая коробка черного цвета с делениями и стрелкой.

– Что это? – спросила я, взяв в руки эту черную коробку.

– Что тут у нас? Ах, это! Это тестер.

– Тестер? – переспросила я, а учитель аккуратно забрал у меня прибор и начал шарить среди вещей на полу.

Найдя красный и черный провода с клеммами на концах, он подсоединил их к тестеру.

– Делаем вот так. – Мужчина прижал красный провод с клеммой к одному концу батарейки с надписью «бритва», а черный – к другому. – Посмотри сюда.

Так как обе руки учителя были заняты, мужчина указал на шкалу тестера подбородком. Стрелка мелко подрагивала. Стоило отдалить клеммы от батарейки – и стрелка замирала, а если приблизить снова – начинала колебаться.

– Мотор, конечно, не запустит, но небольшой заряд еще есть.

Учитель принялся проверять заряд батареек, поднося их к тестеру одну за другой. Почти все они были полностью разряжены, но изредка стрелка прибора все-таки двигалась, и тогда учитель тихонько восклицал: «О!»

– Еще не совсем сели, – заметила я, на что учитель едва заметно кивнул.

– Правда, скоро заряд кончится, – ответил он медленно.

– Так и пролежат в комоде до самого конца…

– Ну, получается, что так.

Какое-то время мы молча любовались луной, но потом учитель бодрым голосом предложил:

– Ну что, еще по чуть-чуть? – и налил саке в чашки. – Ой, тут, кажется, еще остался чай, – заметил он тут же.

– Получается саке с чаем.

– Ну нет, саке разбавлять нельзя.

– Ничего страшного, учитель.

С этими словами я разом осушила чашку. Учитель же пил мелкими глотками. Ярко светила луна.

Вдруг он прочел звучным голосом:

Меж ивовых ветвей

Река белеет в ночи.

В туманных полях…

– Что это? Что-то из буддизма? – поинтересовалась я.

Учитель посмотрел на меня возмущенно:

– А ты, смотрю, совсем не слушала меня на уроках.

– Этого мы не проходили!

– Как же? Это же Ирако Сэйхаку[5]! – произнес он самым учительским тоном.

– Никогда о таком не слышала. – Я взяла бутыль и налила в свою чашку еще саке.

– Где же это видано,