– Кажется, бывший профессор сейчас не может рассчитывать даже на место дворника, – сказал отец. Он казался совершенно измученным и очень бледным. – Может, оно и к лучшему, – мрачно продолжал он, рассеянно растирая грудь в области левого плеча, – потому что у меня вряд ли хватит сил, чтобы махать метлой.

И, не сказав больше ни слова, рухнул навзничь – оказалось, с обширным инфарктом.

Сейчас отец шел на поправку, но, тем не менее, этот страшный момент перевернул ее жизнь. Нет, поправила себя Лорен. Она сама была готова к кардинальным переменам. После долгих лет упорной учебы и изнурительных занятий фортепиано она получила степень магистра по музыке, но еще прежде решила, что ей не хватает честолюбия – да и готовности к полному самоотречению, чтобы стать успешной концертирующей пианисткой. Лорен унаследовала талант к музыке, которым блистала ее мать, но отнюдь не ее преданность высокому искусству.

Лорен не хотела, чтобы ее жизнь состояла только из музыки. Если угодно, музыка и без того сыграла с ней злую шутку – отняла не меньше, чем дала. Школа, учеба, бесконечные упражнения и работа ради того, чтобы платить за обучение и частные уроки не оставляли времени. Нельзя было расслабиться и просто радоваться жизни. К двадцать третьему году своей жизни она уже успела объездить все Соединенные Штаты, участвуя в разнообразных конкурсах. Но, посещая город за городом, Лорен видела лишь гостиничные номера, репетиционные и концертные залы. Встречала множество мужчин, но времени хватало только на мимолетное знакомство. Она выигрывала стипендии, призы и награды, но ей никогда не хватало денег на то, чтобы покрыть расходы. Приходилось тащить бремя подработки.

Поэтому, так много отдав музыке, Лорен думала, что бросить все ради другого поприща – это, наверное, неправильно и, можно сказать, расточительно. Однако болезнь отца и горы накапливающихся счетов заставили девушку принять решение, с которым она все тянула. В апреле отец лишился работы, а с ней и медицинской страховки. В июле потерял еще и здоровье. Все эти годы отец брал на себя почти все расходы на обучение дочери; теперь настала ее очередь ему помочь.

Стоило Лорен подумать об ответственности и дочернем долге, как ей начинало казаться, будто на ее плечи ложится вся тяжесть мира. Ей необходимо получить работу; нужны были деньги и притом немедленно. Она обежала взглядом роскошную обстановку приемной, и ей показалась очень странной мысль о том, что она станет работать в этой огромной производственной корпорации. Просто голова кругом. Впрочем, какое это имело значение? Она примет любое место, лишь бы заработная плата оказалась достаточно высокой. В Фенстере, штат Миссури, в принципе не найти хорошей работы с перспективой продвижения. А там, куда можно было бы устроиться, платили удручающе мало – по сравнению с работой в крупных городах вроде Детройта.

Секретарша повесила трубку и встала.

– Мисс Дэннер, мистер Уитворт готов вас принять.

И Лорен проследовала за ней к резной двери красного дерева. Секретарша распахнула дверь, и Лорен, прежде чем шагнуть в кабинет, скороговоркой взмолилась вполголоса – путь только Филипп Уитворт не вспомнит тот злосчастный визит четырнадцатилетней давности! Долгие годы выступлений научили Лорен, как не обнаружить перед публикой обескураживающую нервозность и страх, и сейчас девушка сумела приблизиться к Филиппу Уитворту со спокойствием и любезной открытостью, а он тем временем поднялся из-за стола с выражением изумления на аристократическом лице.

– Вероятно, вы меня не помните, мистер Уитворт, – сказала Лорен, грациозным жестом протягивая ему руку через стол. – Я Лорен Дэннер.

Пожатие руки Филиппа Уитворта оказалось твердым, а в голосе, когда он заговорил, звучали нотки веселого удивления:

– На самом деле я отлично вас помню, Лорен! Вы были ребенком… так сказать, незабываемым.

Лорен улыбнулась в ответ:

– Очень любезно с вашей стороны. Вы могли бы сказать – «возмутительным» вместо «незабываемым».

Таким образом, между ними установилось хрупкое перемирие, и Филипп Уитворт кивком головы указал ей на обитое бархатом кресло возле стола.

– Прошу, садитесь.

– Я принесла свое резюме, – сказала Лорен, садясь и доставая из сумочки конверт.

Филипп взял у нее конверт, открыл его и извлек оттуда отпечатанные на машинке листки. Но его карие глаза были прикованы к лицу девушки.

– Вы поразительно похожи на свою мать, – сказал он, наконец. – Она ведь была итальянка, не так ли?

– Мои дедушка и бабушка родились в Италии, – пояснила Лорен. А мама родилась уже здесь.

Филипп кивнул.

– Ваши волосы гораздо светлее, но в целом вы копия матери. – Он, наконец, отвел взгляд, начав изучать ее резюме, и бесстрастным тоном добавил. – Она была исключительно красивая женщина.

Лорен откинулась на спинку кресла. Ее несколько удивил поворот, который приняла их беседа. Какое странное открытие – оказывается, несмотря на внешний холод и высокомерие, продемонстрированные Филиппом Уитвортом четырнадцать лет назад, он все-таки признал, что Джина Дэннер была красавицей. А теперь говорит, что и Лорен, ее дочь, тоже очень красива!

Пока он читал ее резюме, Лорен позволила себе осмотреть величественную роскошь огромного кабинета, откуда Филипп Уитворт управлял своей империей. Потом она внимательно взглянула на него самого. Для своих пятидесяти с лишним лет этот мужчина казался исключительно привлекательным. Его волосы уже начинали седеть, однако морщин на загорелом лице почти не было, как и признаков избыточного веса в его высокой, хорошо сложенной фигуре. Сидя за необъятным королевским письменным столом, в безупречном, сшитом у хорошего портного темном костюме он, казалось, излучал ауру богатства и власти, и Лорен, против собственной воли, была вынуждена признать, что это очень впечатляет.

Теперь, когда она смотрела на него глазами взрослой женщины, Филипп был не похож на того холодного и самодовольного сноба, каким она его запомнила. Напротив – это был утонченный, элегантный господин, светский человек до кончиков ногтей. С ней он держался весьма учтиво, да и чувством юмора Бог его не обделил. Суммируя свои наблюдения, Лорен могла бы даже признать, что предубеждение, которое она питала к нему все эти годы, возможно, было несправедливым.

Филипп Уитворт читал уже вторую страницу ее резюме, и Лорен поспешила себя одернуть, задавшись весьма неприятной мыслью – откуда столь внезапная перемена в ее отношении к нему? Действительно, сейчас он был с ней дружелюбен и учтив – но разве могло быть иначе? Некрасивая девятилетняя девочка превратилась в прелестную молодую женщину; ее лицо и фигура заставляли мужчин оборачиваться ей вслед и провожать долгим взглядом!

Неужели давнишнее суждение о Филиппе Уитворте было неверным? Или сейчас столь ошеломительное впечатление на нее произвели его очевидное богатство и любезное обращение?

– В университете вы достигли выдающихся успехов, но я надеюсь, вы понимаете, что диплом музыканта в деловой среде не имеет никакого значения, – сказал он.