воинами. Много полнолуний Гентрод собирал огромное войско, обходя разрушенные отцовские земли и вторгаясь в маленькие поселения. Пришло время, и Гентрод с великой силой вторгся в некогда принадлежавший его отцу замок, где теперь заседал Сартон. И было сражение, такое, что сыпались стены крепости и падали башни. И настал момент, которого так ждали Гентрод и Сартон. Долго шёл бой между ними, но когда все свечи сгорели в канделябрах и тьма окутала каменные коридоры замка, тогда Сартон пронзил клинком Гентрода. И подумал Сартон, что убил сына Лантирона, но Гентрод встал и поразил мечом сердце Сартона. И так была свершена месть за отца. Но спустя мгновение упал Гентрод и к утру умер от полученного ранения.

И когда веки Гентрода сомкнулись, его душа предстала перед Архангелом Михаилом и Отцом Небесным, что восседал в молчании на высоком троне. И, не дожидаясь решения Божьего Суда, попросил Гентрод, чтобы его пустили в Рай Небесный повидаться с отцом и сказать ему, что он совершил отмщение. И была выполнена его просьба. Но когда оказался он в прекрасном Раю Небесном, благоухающем ароматами цветов, дотоле невиданных, и убаюкивающем нежной музыкой, дотоле неслыханной, нигде не нашёл он своего отца Лантирона. Время его пребывания в Раю подходило к концу, и тут он увидел Сартона, лежащего на поляне медового клевера. В гневе вышедши из Рая, спросил Гентрод Архангела Михаила, почему не встретил в Раю отца своего Лантирона. В ответ Архангел Михаил открыл пред ним двери Ада. И как только Гентрод ступил на колючую от терновника землю Ада, где были слышны крики замученных пытками и стенания обезумевших от вечной боли, он увидел там отца своего Лантирона, привязанного к железному столбу. В гневе вернулся из Ада Гентрод. И спросил он у Архангела Михаила, почему так несправедлив Суд Божий. И обратился он с воздетыми руками к Богу. И тогда доселе хранивший молчание Отец Небесный ответил Гентроду громко:

— Твой отец и весь род твой убивали невинных жён и детей, покоряя всё новые и новые земли Мои; вы проливали кровь детей Моих и побивали камнями пророков, посланных Мною, чтобы образумить ваш нечестивый род. И не мог Я более этого терпеть, и отправил Я войско Сартона, чтобы он выполнил Волю Мою и прекратил истребление детей Моих. И как ты смеешь говорить Мне, что несправедливы Воля Моя и Суд Мой?!

И наступило молчание в Зале Суда.

2003, редакция 2018

Страсти монаха

Притча

И отворились перед странником ворота, ведущие во двор большого древнего монастыря. И когда вступил он во двор, его окружили облачённые в серые одеяния монахи с удивлением и молчанием, ибо перед ними стоял сбежавший много лет назад брат их. Ноги монаха были босы и изранены, а тело обмотано в грязные отрепья; чёрные грязные волосы паклями спадали на вытянутое лицо и худые плечи.

— О, братья мои, десять лет минуло, как я не ступал в обитель, не произносил слово Божие, не пел гимны Господу и не принимал причастия святого. И нет мне прощения Божьего, и нет мне пощады от могущественных ангелов Его. Могу ли я молить вас о смягчении сердец ваших и позволении войти в духовную обитель и быть снова среди вас?

И вышел к покаявшемуся монаху Старший Отец монастыря и, перекрестив его, впустил в монашескую обедню со словами:

— Не мне и не нам всем судить тебя, ибо на это Воля Божия, нам лишь даровано прощать. Ступай, опомнившийся, омой руки и лицо свои лавандовой водою, смени одежды и прими хлеба нашего, что и твой теперь, возлюбленный брат.

И последовал беглый монах по указу Старшего Отца, и вкусил он хлеба пшеничного, и испил воды с медовым привкусом. И в новых чистых одеждах он отправился на вечернюю мессу, но, как ни старался вспомнить он слова песнопений, ничего не получалось, и тогда совсем молодой монах протянул ему книгу, шёпотом молвив:

— Десять лет назад ты дал мне книгу о далёких землях, теперь мой черёд ответить, держи молитвенник.

Настал вечер, и монахи ушли в кельи свои молиться и спать до рассвета, чтобы затем снова начать утро с молитвою на устах и пребывать весь день в благодати и праведности. Но раскаявшийся монах задержался в саду монастыря. Слушал он шелест яблони, и видел он мерцание звёзд, и слёзы из глаз его падали на землю.

— Почему же ты плачешь?

— А, это ты, юный брат, что дал мне молитвенник?

— Почему же ты плачешь, коль вернулся в дом братьев своих?

— Сложно сказать, брат.

— Помнишь ли ты меня? Много лет назад меня оставили родители у стен этого монастыря. Ты читал мне сказки, тогда как другие читали Слово Божие.

— Михаил, неужели это ты? Да, ты, только теперь уже стал братом Михаилом.

— Скажи мне, почему из глаз твоих льются слёзы?

— Я плачу от радости быть здесь.

— Неужели все эти годы ты не получал радости?

— Ты слишком много спрашиваешь, Михаил.

— Нет, мне всего лишь интересно, брат Антоний.

— Будь острожен, ибо любознательность нередко приводит к греху.

— Грех — какое интересное слово. Я о нём много прочёл в книге, что ты перед своим побегом дал мне.

— Та книга изменила и погубила всю мою жизнь.

— И как же она изменила жизнь твою, брат Антоний, ведь там говорится лишь о других землях и богатствах их?

— А также о грехах и пагубности, Михаил.

— Ну и что из этого? Те дальние края столь прекрасны!

— Дальние края… Я их все исходил и вкусил все богатства их.

— Расскажи мне о богатствах тех дальних краёв.

— Зачем тебе знать это?

— Затем, что все эти годы я думал о дальних землях, в которые ты ушёл, как праведный монах каждый день думает о Царствии Небесном. Я представлял стремительный звонкий ручей, из которого ты пил под тенью не виданных мною никогда пальм. Я представлял стены богатых городов, в которые ты входил. Скажи мне, что ты видел за этими стенами? Скажи мне, что ты познал за ними? Скажи мне, зачем ты сбежал из монастыря?!

— Я познал всё, что только может дать жизнь, но так и не могу понять, почему я оставил десять лет назад обитель. Сами демоны уводили меня. Сразу же за стенами монастыря я пустился бежать. Я бежал по полям, спотыкался и летел кубарем со склонов, собирая одеянием своим пыльцу цветов и семена трав. Я вкушал плоды с деревьев, прокрадывался в сады близ деревень и, собрав в узел съестного, отправлялся в путь, неизвестный ни мне, ни всем монахам. Я шёл длинными дорогами и