Я уже какое-то время не чувствовал тела ниже пояса. В меня попали – я должен был испытывать боль, но ее не было. Я не знал, хорошо это или плохо. Боль дает понять, что ты еще жив. По крайней мере, можно не бояться обмочиться прямо в костюм.

Гранаты из топливно-воздушной смеси закончились. Осталось всего тридцать шесть двадцатимиллиметровых патронов. Через пять секунд магазин опустеет. Гранатомет – каждому из нас было выдано по три снаряда для него – успешно потерялся до того, как я успел хоть раз из него пальнуть. Камера, установленная на шлем, тоже сгинула, щиток на левой руке был пробит, и даже при полной мощности Доспех функционировал всего на сорок процентов. Каким-то чудом уцелел молот-пробойник, крепившийся к левому плечу, – на нем не было ни царапины.

Молот-пробойник – оружие ближнего боя, которое с помощью пиропатрона стреляет карбид-вольфрамовыми болтами; толк от него будет только в том случае, если враг стоит на расстоянии вытянутой руки. Пороховые картриджи, благодаря которым он стреляет, каждый размером с кулак. При попадании болта под углом в девяносто градусов единственное, что может выдержать удар, – танковая броня. Помню, впервые услышав о том, что в магазине всего двадцать зарядов, я подумал: никто не проживет достаточно долго, чтобы истратить все. Я ошибся.

В моем осталось всего четыре.

Я выстрелил шестнадцать раз, в пятнадцати случаях промахнулся. Может, и во всех шестнадцати.

Головной дисплей в Доспехе тоже оказался поврежден. Я ничего не видел в том месте, где была вмятина. Прямо передо мной мог стоять враг – а я бы даже не заподозрил этого.

Говорят, ветеран, привыкший к своему Доспеху, может считывать все необходимые данные о происходящем вокруг, даже не используя камеру. В бою помогают не только глаза. Нужно чувствовать удары и отдачу, проходящую по слоям керамики и металла до самого тела. Ощущать сопротивление спускового крючка. Чувствовать землю через подошвы ботинок. Учитывать показатели целого калейдоскопа приборов и мгновенно понимать, что происходит на поле боя. Но я всего этого не умел. Рекрут, отправившийся в свой самый первый бой, ни черта не знает.

Выдохнуть. Вдохнуть.

Костюм промок от пота. Жуткий запах. Из носа текли сопли, но я не мог их вытереть.

Я сверился с хронометром рядом с дисплеем. С начала боя прошла шестьдесят одна минута. Вот дерьмо… По ощущениям сражался я несколько месяцев.

Я посмотрел налево, направо, вверх, вниз. Сжал одну руку в перчатке в кулак. Нельзя расходовать слишком много энергии, строго напомнил я себе. Перестараешься – и при стрельбе руку поведет вниз.

Нет времени смотреть на доплеровский радар. Надо стрелять и забыть обо всем.

Так-так-так-так-так!

Поднялось облако пыли.

Вражеские снаряды ураганом проносились у меня над головой, а мои словно сами собой меняли траекторию, едва вылетая из ствола, как будто враг силой воли заставлял их отклониться от цели. Наш сержант-инструктор по строевой подготовке говорил, что с оружием такое бывает. По мне, так только справедливо, что враг должен слышать, как пули и снаряды с визгом обрушиваются на них. Все мы должны в равной степени ощущать ледяное дыхание смерти на затылке, как друзья, так и враги.

Но как поступь смерти воспринимает враг, не являющийся человеком? Способен ли он вообще испытывать страх?

Наши враги – враги сил Единой обороны – это монстры. Мы называем их «мимики».

У меня закончились патроны.

В коричневатой дымке материализовался силуэт – сферический, неправильной формы. Ниже человеческого роста. Наверное, он доходил бы до плеча солдату, облаченному в Доспех. Если человек похож на тонкий шест, стоящий вертикально, то мимик – это округлая бочка. Точнее, бочка с четырьмя конечностями и хвостом. Мы, бывало, говорили, что они похожи на раздувшийся трупик утонувшей лягушки. По мнению наших лабораторных крыс, мимики больше походили на морскую звезду, но это несущественные детали.

Они меньше человека, поэтому, разумеется, в них труднее попасть. Несмотря на размер, весят они больше нас. Если взять один из огромных бочонков вроде тех, в которых американцы выдерживают бурбон, и наполнить его мокрым песком, вы получите вполне реалистичное сравнение. Ни одно млекопитающее, на семьдесят процентов состоящее из воды, не могло бы даже надеяться обрести такую массу тела. Один удар лапы мимика достаточно силен, чтобы человек разлетелся на тысячи кусочков. Их копья – метательные снаряды, вылетающие из углублений в телах, – по эффективности не уступают сорокамиллиметровым патронам.

Для того чтобы сражаться с ними, мы используем машины, которые делают нас сильнее. Мы забираемся в Доспехи – последнее достижение науки. Оборачиваемся в шкуру стального дикобраза, такую прочную, что даже очередь из пулемета, выпущенная в упор, не оставит на ней ни царапины. Вот как мы выходим на бой с мимиками – и все равно безнадежно проигрываем.

Мимики не вызывают инстинктивного страха вроде того, который испытывает человек, столкнувшийся с медведицей, защищающей свое потомство, или глядящий в глаза голодного льва. Мимики не ревут, не рычат. На них не страшно смотреть. Они не расправляют крылья, не поднимаются на задние ноги, чтобы выглядеть более грозно. Они просто охотятся – с безжалостностью машины. Я почувствовал себя оленем в свете фар, застывшим на пути быстро приближающегося грузовика. Я не мог понять, как очутился в этой ситуации.

У меня закончились патроны.

Прощай, мама.

Я умру на поле боя. На богом забытом острове, без друзей, без семьи, без подружки. В мучениях, в страхе, обгадившись от ужаса. И даже не могу поднять последнее оставшееся у меня оружие для защиты от ублюдка, бегущего ко мне. Словно пламя, полыхавшее во мне, внезапно погасло, когда закончились патроны.

Мимик движется ко мне.

Я слышу, как Смерть дышит мне прямо в ухо.

Ее силуэт разрастается на головном дисплее.

Теперь я вижу Смерть. Все тело заляпано красным. Коса, огромная, двухметровая громада, того же яркого оттенка, цвета крови. Только она больше похожа на боевой топор, нежели на сельскохозяйственное орудие. В мире, где друг и враг носят одинаковый камуфляж песочно-землистого оттенка, Смерть излучает приглушенное красное сияние.

Смерть бросается вперед – быстрее, чем даже мимик. Ярко-алая нога наносит удар – и я лечу.

Доспех смят. Я перестаю дышать. Небо становится землей. Дисплей быстро покрывается красными мерцающими предупреждениями. Я кашляю кровью. На другие предупреждения уже можно не обращать внимания.

И тут молот-пробойник стреляет. Взрыв подбрасывает меня в воздух на десять метров, не меньше. Обломки брони со спины Доспеха усеивают землю. Я приземляюсь вверх ногами.

Смерть взмахивает боевым топором.

Металл яростно визжит, когда она легко вспарывает то, что вспороть нельзя. Топор издает громкий скрежет поезда, мчавшегося на полной скорости и резко замедлившего ход.