В нашей антологии альтернативные вселенные «без фантастов Стругацких» исследуют лауреат «Национального бестселлера» Алексей Сальников; финалист «Просветителя» Елена Клещенко; номинант «НОСа» и финалист «Большой книги» Сергей Кузнецов; неоднократный обладатель «Заветной мечты» Эдуард Веркин; лауреат «Книгуру» и финалист «Ясной Поляны» Владимир Березин; трёхкратный «Мастер ужасов» Дарья Бобылёва; постоянный автор Asimov’s Science Fiction magazine К.А.Терина и другие писатели – с разным мировоззрением, разным творческим почерком, авторы, которых объединяет лишь азарт естествоиспытателей и готовность заглянуть за грань реальности. Ну и то, что большинство из них номинировалось на премию «Новые горизонты», а Бобылёва, Веркин и Сальников стали её лауреатами, – но это уже детали. Писатели, с одной стороны, хорошо знакомые с традицией, а с другой – не чурающиеся эксперимента. Что на самом деле тоже вполне в традиции НФ.

На этом позвольте закончить напутственные речи. Странствие по альтернативным мирам «без Стругацких» начинается. Надеюсь, хорошая компания поможет вам преодолеть дорожные тяготы. Путешествие предстоит трудное, но увлекательное – так что присоединяйтесь, дорогие читатели, незаметно присоединяйтесь!

Ника Батхен

Варлам Тихонович Шаламов (5 июня 1907, Вологда, Российская империя – 17 января 1982, Москва, СССР) – русский советский прозаик, фантаст и поэт, наиболее известный как автор романа «Дорога в космос», трилогии «Сыновья Ойкумены» и цикла рассказов «Страна Уран».

Шаламов в юности увлекался зарубежной литературой, переводил рассказы Лавкрафта и заказывал из-за рубежа книги. В 1929 году был арестован как эсер, отбыл три года заключения в Вишерском лагере. После возвращения в Москву, в 1937 году он был арестован второй раз, осуждён на пять лет лагерей за «антисоветскую пропаганду» и этапирован на Колыму. На прииске Мальдяк познакомился с осужденным учёным Сергеем Королёвым, теоретические изыскания которого произвели огромное впечатление на писателя и впоследствии легли в основу «Дороги в космос». В лагере Шаламов был осуждён на новый срок. В общей сложности он провёл на Колыме 16 лет: четыре года на общей работе и 12 на фельдшерской должности. В начале 1950-х был впервые госпитализирован с болезнью Меньера, впоследствии страдал от нарастающего ослабления координации движений.

С середины 1950-х годов Шаламов жил в Москве, занимался переводами зарубежной фантастики и работал над книгами. Первый авторский сборник фантастических произведений (цикл рассказов «Волосы Вероники» и повесть «Пионеры») вышел в 1962 году в издательстве «Молодая гвардия». Роман «Дорога в космос», посвящённый первопроходцам, штурмующим красные джунгли Венеры, произвёл фурор в подростковой литературе – впоследствии книга выдержала 18 переизданий и была переведена на 11 языков. Шаламовский перевод романа Р. Э. Хайнлайна «Луна – фартовая маруха» по сей день считается каноническим. Трилогия «Сыновья Ойкумены» была номинирована на Государственную премию СССР 1969 года. Цикл «Страна Уран» появился под влиянием второй жены Шаламова, известной диссидентки Лоры Эрнандес. Не сумев опубликовать рассказы в СССР, писатель через друзей переправил рукопись в Соединённые Штаты, где «Страна Уран» и вышла в 1974 году в журнале «Флорида».

Реакция официальных властей и прессы на публикацию за рубежом оказалась жёсткой. Вокруг писателя началась кампания по травле и дискредитации, на поверхность всплыли неприятные эпизоды времён Колымы. Шаламов был вынужден отправить в «Литературную газету» покаянное письмо с осуждением публикации. Однако душевное напряжение, пережитое писателем, окончательно подкосило его здоровье. Врачи диагностировали у Шаламова хорею Гентингтона. Последние годы писатель, здоровье которого катастрофически ухудшилось, провёл в московском доме престарелых и инвалидов Литфонда.

Имя Шаламова связано в первую очередь с теорией освоения ближнего космоса. Герои его ранних романов – отважные первопроходцы, преданные коммунисты и настоящие герои. Они жертвуют собой ради достижения общей цели, безжалостны с врагами и трогательно нежны с животными и детьми.

Мир, описанный ранним Шаламовым, – мир сильных поступков, коммунистических идеалов, равенства и справедливости. Он полон конфликтов, кровавых битв и нравственных противоречий. Космонавты, их женщины, их наставники и даже твердолобые чинуши из Ракетного бюро не являют собой чёрно-белые фигуры: они действуют по своей воле и порой принимают решения, идущие вразрез с этикой и идеологией. Неудивительно, что у подростков романы пользовались успехом.

После пражских событий, сопряжённых с трагическими обстоятельствами личной жизни, Шаламов разочаровался в коммунистической идеологии. Его поздние произведения полны безысходности, уныния и тяжёлого скептицизма. Возможно, прогрессирующее заболевание мозга сказывалось на литературных способностях и манере изложения автора.

Шаламов определял себя как наследника Грина, Беляева и Казанцева. Он черпал вдохновение в российской фантастике 1930-х годов. Он старался видеть человека в любом герое, даже в анекдотической фигуре бюрократа или буржуя, на примерах объяснял читателю: «Из всех решений выбирай самое доброе». Стремление писателя к звёздам окрыляло не одно поколение советских юношей – недаром в поясе астероидов кружит астероид Шаламов, а на Луне появился кратер Шаламова. Писатель заложил основу фантастики «ближнего прицела», и молодёжь по сей день отдаёт должное нестареющим увлекательным романам.

Варлам Шаламов. Страна Уран

День сорок третий

Угри колыхались в мутной посверкивающей воде. Они не брали наши жалкие корки – изредка трогали их губами и брезгливо отбрасывали. Возможно, угрям нравилось человеческое тепло – стоило рудокопу прийти на край мелкого озерца, как они подплывали вплотную к берегу.

Будь мы голодны, без труда ловили бы рыб руками. Но кормили здесь щедро – консервы, масло, густой и сытный суп из хлореллы. Хлеб в столовой лежал на подносах грудами, новички в первые дни набрасывались на него как звери. Потом аппетит пропадал.

Урановые рудники – скверное место. Они съедают человека за пару лет. Из зэков один Агеев, бывший тяжеловес, разменял шесть и божился, что дотянет до конца срока. Десять лет без права переписки… Куда там. Кожа боксёра уже серебрилась, ногти блестели, из угла рта тянулась струйка тёмной слюны. Месяц, другой – а потом больничка, тонкие простыни, сладкая каша. И ледяная яма, отрытая экскаватором за отвалами.

Охранников и инженеров отсылали домой раз в полгода, вместе с транспортами руды. Не все поднимались на борт своими ногами – диспрозиевой пыли плевать, кто носит мундир, кто – робу. Рудокопы глумливо свистели вслед носилкам.

Больше всего нам не хватало земного неба. Под серыми куполами никогда не гас тусклый электрический свет. Снаружи на чёрном фоне сияли россыпи звёзд, пять белёсых полос пересекали простор, проплывали поочерёдно разноцветные луны. Ни солнца, ни туч: один леденящий холод, пробивающий даже скафандры наружки. А ещё силуэты вышек, горбы машин и серебряная пороша вокруг шахт.

Прогуливаться по территории разрешалось. Любителей пощекотать нервы тормозили электрическими разрядами у самой проволоки. Остальные прыгали вдоль терриконов, кидались булыжниками в скалу, дразнили ленивых рыб. Старожилы выкладывали из камней фантастические узоры и рушили их, чтобы собрать заново. Новички глазели на ледяные пейзажи. Бежать не пытался никто. Куда убежишь с Урана?

Мой сосед, бывший второй секретарь Зимин, мечтал искупить вину. Отыскать