— Я определил твою следующую цель. На этот раз должно сработать.

— Я не пойду на задание, иди сам, — ответил Глеб недовольно: он не выспался, к тому же ему полагался перерыв.

— Я бы пошел сам, но кроме меня никто не сможет провести человека в нужное время безопасно. Ты же знаешь, сколько крыс я убил, пока отработал все нюансы. Ты нужен мне.

— Я не твоя крыса. Я больше не верю тебе, — Глеб демонстративно отпил большой глоток из вчерашней бутылки.

— Послушай, ты даже не знаешь, какова цель. Это сто процентов сработает, — Мозес произнес это с такой обреченностью, что Глебу даже стало его жалко.

— И какая же цель? — как можно ехиднее постарался спросить темпонафт.

— Герберт Джордж Уэллс.

— Ты спятил!? — Глеб уронил бутылку с остатками настойки на пол, — Причем здесь этот ученый?

— Глеб, ты сам говорил, мы можем изменить только детали в прошлом. Давай подумаем логически. Что уничтожило наш мир?

— Фашизм.

— Да, конечно, фашизм. Но как именно? — Мозес прищурил глаза.

— Они устроили вторую мировую и использовали ядерное оружие. По ним дали ответ. Мы называем тот период ядерным катаклизмом.

— Правильно, — Мозес немного приободрился, — а что, если мы сделаем так, что наш знаменитый Уэллс не откроет радиацию в 1888 году?

— Ее откроет кто-то другой, но позже.

— Вот именно, позже. У фашистов не будет ядерного оружия, и вторая мировая закончится как обычная война.

— Ну, тогда война тоже начнется позже, — ответил Глеб разочарованно.

— Так мы же не будем убивать лидера. Войну начнет Гитлер плюс минус в тоже время. Это может сработать.

Глеб посмотрел на друга. Его глаза горели энтузиазмом. Было похоже, что он действительно надеялся и верил.

— А как же наши технологии? Ведь развитие замедлится.

— Я сделал свой выбор, Глеб. Оглядись вокруг и сделай свой. Я буду ждать твоего решения внизу.

Мозес вышел и закрыл за собой дверь. Он был уверен, что Глеб Гольцев примет правильное решение.

Действительно, через полчаса темпонафт вошел в лабораторию. Он был готов для очередного прыжка в прошлое. Обговорив детали, Глеб залез в криокамеру. Мозес помог ему пристегнуться, проверил еще раз состояние блоков, вставил матрицу текущего прошлого для сравнения ее с будущим прошлым, подошел к своему пульту и начал отсчет:

— Десять, девять … три, два, один.

* * *

Яркий солнечный блик, отразившись от монитора, заставил Мозеса подняться. Он подошел к окну, посмотрел на мир с двадцать второго этажа и опустил жалюзи. В дверь постучали.

— Войдите, — сказал Мозес как можно громче. Ему не хотелось идти через весь кабинет.

Дверь открылась. На пороге стоял молодой человек. В руках он держал письмо.

— Здравствуйте, вы Александр Мозес? — спросил он, глядя на конверт.

— Да. Что вы хотели? — ответил Мозес с энтузиазмом: ему подумалось, что прибыл курьер с долгожданным атомным хронометром.

— Я Сергей Гольцев, праправнук Глеба Гольцева. Он оставил вам письмо в наследство.

— Гольцев! Знакомая фамилия, — Мозес задумался, — кажется, так звали друга моего отца, но он давно умер, и у него, кажется, не было детей.

— Наверное, это совпадение. Мой отец еще жив, и он вас не знает.

— Скорее всего. Но тогда я вообще ничего не понимаю, — Мозес удивленно посмотрел на Сергея.

— Я тоже. Я вообще был уверен, что вас не существует, что мой предок спятил перед смертью. Он оставил письмо человеку, который еще не родился, но обязательно должен быть ученым и работать в институте в этом городе. Причем на конверте стоит год вместо адреса. Вот, посмотрите.

На пожелтевшем конверте старого образца виднелась немного выцветшая надпись: «Вручить после 1999 года».

— Да уж, совпадение, — весело сказал Мозес.

— А я как удивился, когда мне сказали, что человек с таким именем и фамилией здесь работает, — засмеялся Сергей. — Оно ваше, — юноша протянул письмо, — только у меня просьба. Раз уж так вышло, прочитайте его вслух.

— Вообще-то я работаю, — с сомнением сказал Мозес, но, взглянув на горящие любопытством глаза Сергея, согласился.

Он аккуратно открыл конверт и начал:

— Дорогой Александр.

Прости, я не смог убить Герберта Уэллса. Он оказался очень хорошим юношей. Я рассказал ему о нашем будущем, и он отказался от карьеры ученого. Все понял и решил стать писателем. Если ты не слышал о его книгах, то почитай, у нас они очень популярны.

Теперь обо мне. Я пишу из 1931 года. Сейчас я стар, и умираю. Когда прошел 1888 год, год знаменитого открытия, я убедился, что Герберт окончательно выбрал карьеру писателя. Я хотел вернуться назад, но устройство не сработало. Для меня это означает лишь одно: история изменилась. Никто так и не изобрел атомарный привод, без которого машина времени не сможет работать. Учитывая, что радиоактивный распад открыли только 1902 году, а ядерную бомбу даже не начали конструировать, я уверен, что твоя затея сработала. Фашисты уже не успеют изобрести и сконструировать бомбу. Поэтому я ухожу спокойно. Я нашел себе прекрасную спутницу. У нас двое чудесных сыновей. Я умираю счастливый. Надеюсь, у вас там все хорошо. Жаль, ты не можешь мне ответить.

С уважением, Глеб.

— Я так и знал, что старик просто спятил, — сказал Сергей со смешком, — ничего не понятно.

— Не думаю, — задумчиво произнес Мозес, — откуда твой пра-пра в 1931 году мог знать о ядерной бомбе? Или это не настоящее письмо?

— Клянусь, настоящее! — поспешил заверить Сергей, — Да, действительно… Я как-то не подумал. Неужели он…

— Давай не будем придавать большого значения письму. Я оставлю его себе на память, оно ведь мое. К тому же хочу кое-что проверить.

— Конечно, как скажете, до свидания.

Юноша ушел, явно озадаченный. А Мозес бережно сложил письмо, положил его в стол и продолжил работу над атомарным приводом. Теперь он был уверен, что у него все получится.