Противники ринулись друг на друга и, сцепившись всеми шестью конечностями, с яростным жужжанием и скрежетом покатились по земле. Для архов – обычное начало схватки, но совсем не входившее в планы Ивара; просто инстинкты Хеса Фья превозмогли советы Командора. Лишь на один миг, но его хватило, чтобы более массивный Чиу Кхат подмял Тревельяна под себя и нацелился жвалами на глазные стебли. Брюхо под грудным панцирем и зрительные антенны были у архов самым уязвимым местом, и в бою защитой им служили кольчуги и каски, хранившиеся вместе с оружием в арсеналах. Но поединок чести – не битва с вражеской ордой, тут защитой являлась лишь природная броня, а оружием – только жвалы, когти и окованные металлом шпоры.

Ивар попытался сбросить врага, но не вышло – тот, вцепившись в конечности пальцами и когтями, упорно прижимал его к каменной поверхности террасы. Жвалы Чиу Кхата щелкали, стригли воздух у зрительных стеблей Тревельяна; свои антенны Чиу Кхат отогнул к основанию головы, стараясь уберечь их от ответных выпадов. В свой черед Хес Фья, упираясь спинным гребнем в землю, старался дотянуться до глаз противника – инстинктивная реакция арха любого сословия, что в уличной драке, что в поединке. Пронзительный скрежет грудных пластин и лязг челюстей сливались с возбужденным верещанием окружавших их гвардейцев: желтые издавали звуки торжества, синие, подбадривая соратника, били когтями о камень.

«Твоя левая нижняя лапа, – раздался бестелесный голос Советника. – Он держит ее не так крепко. Ну-ка врежь ему в помидоры!»

Этот эвфемизм, мало подходивший к детородным органам архов, в остальном казался не лишенным смысла. Извернувшись, Тревельян рывком освободил лапу от хватки врага и нанес удар – не очень сильный, так как размахнуться он не мог, зато в чувствительное место. Чиу Кхат зашипел от боли, привстал на передних конечностях, и Тревельян тотчас ткнул его шпорой верхней лапы, стараясь попасть под панцирь. Не попал – железное острие заскрежетало по хитину, – зато отбросил противника в сторону и выпрямился в полный рост. Чиу Кхат, тоже поднявшись на задних лапах, приготовился к новой атаке.

Гвардейцы, встопорщив спинные гребни, издали боевой клич. За их спинами Ивар видел толпу охочих до зрелищ горожан, сбежавшихся из соседних кабаков, и шестерых блюстителей порядка – их шлемы и пики торчали над головами и гребнями прочих архов. Судя по раскраске панцирей, заменявшей в этом мире одежду, они относились к страже нижних карнизов и не имели желания лезть в дела благородных туа па. Над толпой тянулся к небу склон с темными зевами тоннелей, а выше, за свинцовыми тучами, просвечивало размытым пятном крохотное солнце Арханга, висело низко, рядом с утесом над обителью Матери-Королевы. Вскоре светило скроется за скалистыми вершинами, на городские террасы падут тьма, снег, туман и холод, и жизнь в городе замрет. Хотя архи, в отличие от насекомых, были существами теплокровными, ночью их активность снижалась, и, если не считать караульных, они старались не вылезать из нор.

«Поторопись, – снова прошелестел бесплотный голос Командора. У нас есть другие дела, кроме драк с тараканами. Кончай с ублюдком!»

Чиу Кхат вскинул передние лапы, целясь шпорами в Тревельяна, рявкнул: «Ррху!», и ринулся в атаку. По всем гвардейским понятиям, его противнику нужно было сделать то же самое, но Ивар резво отступил к краю террасы и вытянул нижнюю конечность. Хитин заскрежетал о хитин, Чиу Кхат, не ждавший такого коварства, споткнулся, откинулся вбок, пытаясь удержаться на ногах, и шпора Ивара тут же вонзилась ему в живот под самой грудью. Следующий удар, нанесенный с размаха, пришелся в голову – железное острие с треском пробило лобный щиток, полетели осколки хитина, брызнула белесая жидкость, и жвалы Чиу Кхата бессильно повисли. Однако то был еще не конец – архи обладали потрясающей живучестью, и к тому же под их спинным гребнем прятался крупный нервный узел, в сущности второй мозг, тоже способный выполнять функции мышления и координации движений. Именно в этом нервном центре нашли прибежище Тревельян и его Советник, похитив тело, разум и все сословные привилегии благородного Хеса Фья. Правда, специалисты по инкарнации пользовались более научными терминами, говоря о временном метемпсихозе, ментальной блокировке и замещении сознания носителя.

Но в нынешней повестке дня вопрос терминологии не стоял, дело касалось других проблем. Тревельян подпрыгнул, оседлал спину Чиу Кхата и резко ударил шпорами средних лап с обеих сторон под гребень. Средние лапы, более длинные и сильные, чем верхние, у этой расы предназначались для войн и грубых работ, вроде переноски тяжестей и копания нор в земле. Гибких пальцев на них не было, только когти, зато шпоры походили на два хорошо заточенных клинка. Под их напором спинной панцирь треснул, плоть раздалась, шпоры проткнули нервный узел, и Чиу Кхат молча рухнул на землю.

Тревельян оставил его, приподнялся на задних лапах и, щелкая жвалами, затянул песнь победы. Слова – точнее, лязг, скрежет и взвизги – пришли сами собой; то было инстинктивное знание Хеса Фья, которым Ивар мог располагать так же уверенно, как его лапами, пальцами и когтями. Гвардейцы слушали песнь в торжественной тишине, но горожане стали расходиться – переваливали за край террасы и быстро ползли вниз по отвесной стене, торопясь добраться засветло до жилых нор и мастерских. Размытый отблеск солнца уже коснулся скалы, небо потемнело, в воздухе закружились первые снежинки. На нижнем ярусе, граничившем с холмистой равниной, пастухи загоняли в стойла многоногих мохнатых шошотов; их недовольный рев долетал до верхнего карниза.

Песня кончилась. Гвардейцы желтой роты полезли к тоннелям казарм – им как проигравшей стороне предстояло нести охрану этой ночью. Синие остались.

– Достойная была схватка, – промолвил капитан Шат Сута и пнул труп когтистой лапой. – Что будешь делать с мясом?

– К червям его! – буркнул Тревельян. С некоторыми обычаями архов он решительно не мог смириться, хотя весь его опыт ксенолога подсказывал, что в этом скудном мире каннибализм неизбежен.

– К червям… столько отличного мяса… – проскрежетал капитан. – Так не годится. Кьюк, поди сюда!

Сквозь поредевшее кольцо гвардейцев протиснулся хозяин заведения. За ним – два тощих работника из шестого помета.

– Ободрать панцирь, разделать мясо и вымочить в пойле. Приготовить к восходу солнца, – велел Шат Сута под одобрительный скрежет синих.

– Будет сделано, туа па, – почтительно отозвался Кьюк и шевельнул усами в сторону помощников. Те, зацепив труп железными крючьями, потащили его в пещеру. В глубине сознания Тревельяна ожил Командор и пробормотал невнятно: «Sic transit gloria mundi…»[3].

– Наступает тьма. В казармы! – распорядился капитан.

Гвардейцы шустро полезли вверх, дружески похлопывая Тревельяна жвалами, подталкивая в спинной гребень. Возможно, клан Фья и правда мошенничал, слишком разбавляя соль, но сегодня их родич отстоял честь семьи, а заодно и синей роты. Как это скажется на порученной миссии, Ивар пока не мог сообразить, но его акции явно выросли. Не исключалось, что Шат Сута возьмет его в помощники, сделав своим адьютантом.