Неясно было, замечает ли Эли эти странности. Он всегда казался расслабленным, даже сейчас, будучи облачен в строгий темный деловой костюм с гранатового цвета галстуком.

Также его, похоже, не волновал бюджет свадьбы, хотя он распорядился, чтобы Кара все счета выписывала на его имя — в обход традиции, по которой свадьбу финансирует семья невесты. Кинсайды могли позволить себе разориться на праздник для старшей дочери, однако сейчас, когда будущее семьи было столь туманно, а на имущество в любой момент мог быть наложен арест, предложение Эли пришлось кстати.

Поступок этот не стал сюрпризом для Кары. Проведя часть детства в приюте, он хорошо знал, что такое нужда и одиночество. Разбогатев, Эли не превратился в скрягу, а, наоборот, всегда отличался щедростью и широтой души. Оставалось надеяться, что мнение его не изменится, когда он увидит шестизначную сумму, которую уже предстоит заплатить.

Минуты шли, и Кара мучительно думала, что бы еще на свадебную тематику обсудить с Эли, не рискуя показаться жертвой склероза, ведь они уже по нескольку раз коснулись всех актуальных вопросов.

Тут дверь распахнулась, избавляя ее от необходимости выискивать тему. В офис влетела Лаурель — само воплощение преуспевающей деловой женщины. На ней была белая блузка, серо-зеленая юбка и зеленоватый пиджак под цвет глаз, а на ногах темно-серые, очень стильные, но удобные туфли. Сияющие каштановые волосы, слегка подкрученные на кончиках, свободно рассыпались по плечам и спине. Лаурель, как и мама, была настоящей красавицей, которой оборачиваются вслед на улице.

— Прошу простить за опоздание, — опуская в сумочку солнечные очки, пробормотала она, не глядя ни на Кару, ни на жениха.

Эли подошел к ней и легонько поцеловал в щеку:

— Не волнуйся, твоя сестра не дала мне скучать. Оказывается, у нас триста вариантов закусок, и она как раз успела подробно рассказать о каждой. Уверен, она и тебе сейчас все объяснит, — сказал он, улыбаясь то одной, то другой сестре.

Казалось, будто Эли не против еще раз выслушать бесконечную кулинарную балладу. Кара не удержалась от улыбки.

Уголки рта Лаурель чуть дрогнули, но взгляд был напряжен. Пальцы с такой силой сжимали сумочку, что побелели костяшки.

— Нам надо поговорить, — тихо произнесла она и, обращаясь к Каре, попросила: — Давай отложим. Мне очень нужно поговорить с Эли.

— Конечно, — откликнулась та, быстро поднимаясь и собирая вещи. Зажав папки под мышкой, она направилась к выходу. — Позвоните, когда определитесь с датой.

Коротко кивнув Эли и похлопав по плечу сестру, она вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Кара поспешила на улицу, переживая, все ли в порядке, и наметив себе позвонить сестре сразу же, как доберется домой.

Тот факт, что Лаурель попросила сестру уйти, а также выражение ее лица не сулили ничего хорошего. Эли оставалось лишь надеяться, что не случилось ничего ужасного. На долю Кинсайдов и так уже в этом году выпало слишком много испытаний, вряд ли они вынесли бы еще один удар.

Хотя, если бы бледность прекрасного, обычно по-южному загорелого лица его невесты была вызвана новостями, связанными с убийством отца или арестом матери, она поделилась бы ими в присутствии сестры, а не стала бы отсылать Кару, заявляя, что хочет поговорить с ним с глазу на глаз. При этой мысли Эли слегка нахмурил брови, мозг лихорадочно заработал, анализируя ситуацию.

— Присядь, — предложил он, взяв Лаурель за руку и подводя к дивану, на котором недавно они сидели с Карой. Длинные изящные пальцы с безупречным маникюром были холодны, и двигалась невеста как-то дергано. — Все в порядке? — подождав, пока она сядет, задал он стандартный вопрос, подозревая, что ответ вряд ли будет положительным. Лаурель старательно отводила взгляд.

— Прости меня, Эли, — слегка дрожащим голосом выговорила она. Темные волосы водопадом спадали на лицо, и, лишь когда она подняла голову, он смог наконец увидеть ее глаза. Сделав глубокий вдох, Лаурель будто бы собиралась с духом, чтобы сказать то, ради чего затеяла разговор. — Мне очень жаль, — снова начала она, и на этот раз слова побежали бурным потоком, — боюсь, я так не могу. Не думаю, что сумею сейчас пережить эту свадьбу.

На какое-то мгновение Эли подумал, что ослышался. Может, из-за того, что он ожидал неприятного сообщения, мозг его неправильно интерпретировал ее слова?

— Прости, что ты сказала?

Лаурель вдруг резко вскочила, уронив сумочку с колен на пол, и заметалась взад-вперед перед его письменным столом.

— Все это было ошибкой, — стала объяснять она, сцепив руки на уровне талии и глядя ему прямо в глаза. — Мы слишком поспешили. Да, сначала идея казалась отличной, но обстоятельства изменились. — Она внезапно остановилась и повернулась к нему. — В моей жизни все вверх дном, Эли. Отца убили, мать обвиняют в убийстве. У меня вдруг обнаружился сводный брат, о существовании которого я даже не подозревала. Ты очень помог нам всем. Мама, конечно, делает вид, что все в порядке, улыбается, твердит, что все образуется. Убеждает меня, что не нужно отменять свадьбу. Но на самом деле она просто не хочет признавать, насколько зыбко сейчас положение вещей. — Лаурель замолчала, чтобы перевести дух. Шумно выдохнув, она продолжила: — Только я так не могу. Как можно говорить, что все в порядке? Все с ног на голову перевернулось! Я не могу сейчас выходить замуж, Эли, и не важно, что будут говорить. Прости меня!

Эли сидел молча, наблюдая, как свергают зеленые глаза Лаурель и как подрагивает плотно сжатый рот. Она ждала ответа.

«Интересно, как, по ее мнению, я должен отреагировать? Расстроиться? Рассвирепеть, побагроветь и закричать, что по ее вине зря потратил кучу денег и времени? Или же ждет, что я буду настаивать, уговаривать сыграть свадьбу, наплевав на ужас, который обрушился на нее и ее семью? — думал Эли. — Наверное, мне бы следовало почувствовать хоть что-нибудь из этого, по крайней мере чуть-чуть. В конце концов, меня только что бросили. Бросили, кинули, обманули, оставили в дураках. Невеста сбежала практически из-под венца. Мое ущемленное мужское самолюбие должно бить копытом и пускать пар из ноздрей…»

Однако Эли ничего такого не чувствовал. Он сидел, разглядывал свою теперь уже бывшую невесту, и думал, что цвет ее глаз менее яркий, чем у Кары. Нет, конечно, глаза у Лаурель что надо. Да и вообще она, бесспорно, очень видная женщина, воплощение классической, милой красоты — от безупречной прически, над которой трудились лучшие мастера парикмахерского дела, до дизайнерских туфель за шестьсот долларов. Но вот глаза у нее ближе по цвету к спокойному нефриту, а зеленый взгляд Кары всегда напоминал ему сверкающие изумруды или даже неописуемые по оттенкам солончаки Южной Каролины.

Тот факт, что в этот решающий момент в голове его бродили подобные мысли, и сам, возможно, был хорошим подтверждением правоты Лаурель в ее намерении отменить свадьбу. Эли вдруг задумался над тем, что они не очень-то и подходят друг другу, а проблемы, с которыми столкнулась семья Кинсайд, всего лишь предлог.