из нас предстоит смывать кровь с пола, кому придётся всю ночь лечить и зашивать глаза Младшим Святым, а кому поручат наказать Мариэль. Я-то давным-давно придумала примерное наказание, поэтому сложила ладони в мольбе, чтобы это выпало мне.

Одна Младшая Святая упала в обморок; служанки оттащили её за руки и отнесли в покои избранных. Сестра-Настоятельница встала посреди алтаря и жестом велела нам уйти. А Он всё еще стоял за вратами алтаря, или, по крайней мере, мы так думали, потому что ни разу не видели Его уходящим. И не знаем, как Он выглядит. Одни говорят, что Он так красив, что на него больно смотреть; другие – что его глаза похожи на нисходящие спирали или на глаза встревоженного человека. Впрочем, всё это лишь домыслы, потому что мы, нечестивицы, никогда Его не видали.

Мы молча встали, сдерживая гнев и скрывая ярость, потому что не всегда ведь можно услышать пение Младших Святых. Они настолько хрупкие, что некоторые из них не могут вынести тяжести произносимых священных слов (тех самых, которые позволяют нам не терять связь с нашим Богом), не выдерживают священного отблеска во тьме.

Мне выпало мыть пол, и я не знала, какому примерному наказанию подвергнется Мариэль. По слухам, ей придётся раздеться догола и Лурдес вонзит иглу в какую-то часть её тела. Да, это поучительно, просто и утончённо. Жаль, такое не пришло мне в голову, но Лурдес придумывает наилучшие наказания. И всегда выбирают их.

Омовение пола от крови избранных стало моим приношением и жертвой, которых потребовала Сестра-Настоятельница.

Часовня Вознесения Господня погрузилась в полумрак, хотя я зажгла несколько свечей, чтобы лучше разглядеть красные пятна на полу.

Пламя колебалось, и излучаемый им свет создавал на каменных плитах причудливые узоры, будто танцующие во тьме. Кровь Младших Святых (как и всех избранных) более чистая, поэтому служанкам не доверяют её смывать. Я осторожно прикоснулась к ней, пытаясь ощутить облегчение, избавление от неуместных, тайных мыслей, почувствовать исчезающие следы родной земли и радость от того, что я стала частью нашего Священного Братства. Приложив окрашенный кровью палец к языку, я почувствовала вкус крылатых насекомых и услышала ночные завывания. Мне стало ясно: кто-то из Младших Святых умрёт, и это меня обрадовало, потому что, когда умирает избранная, устраивают самые красивые похороны. В этот раз надо добиться, чтобы меня туда назначили.

Пока я мыла пол, одна из Полных Аур словно вплыла в часовню и присела на скамью. Она не заметила меня, стоящую на коленях. Зная, что она меня не слышит, я всё-таки оставалась неподвижной, поскольку мне не доводилось видеть таких избранных. Я узнала её по шрамам на руках и ногах, по прозрачному кварцу, висевшему у неё на груди (это кварц избранных), и по белой полупрозрачной тунике. Длинные волосы закрывали её бесполезные уши с проколотыми барабанными перепонками. Посторонние шумы не должны сбивать их с толку. Таких избранных немного, говорили мне. Полная Аура шевелила руками, прикасаясь к чему-то в воздухе.

Полные Ауры способны расшифровывать божественные знаки, скрытые символы, о которых Он возвещает нам в часовне Вознесения Господня. Вот почему на их теле имеются метки: понимание посланий Бога оставляет следы (раны на квелой коже, незаживающие язвы), дабы они не забывали о Его присутствии. Казалось, гостья излучает свет, способный вызывать ангелов. Я прищурилась и впотьмах смогла различить венчавший её ореол. Это было прекрасное сияние с огненными копьями вокруг головы, которые вибрировали самостоятельно. Я зажмурилась, и мне почудилось, что Полная Аура живет в непорочном времени, где нет места боли.

Она заговорила. Голос её звучал как бьющееся стекло. Мне был непонятен этот сбивчивый, дробный язык. Сестра-Настоятельница торопливо вошла в часовню Вознесения Господня и увела её за руку. Избранные (искалеченные) живут за часовней, в покоях, куда нам нет доступа: войти к ним могут только Он, Сестра-Настоятельница да их служанки. Кто-то оставил дверь открытой, и Полная Аура вышла из покоев, но Сестра-Настоятельница проявила благородство, ибо негоже беспокоить Полную Ауру, которая произносит речь. Ведь нить, связывающая их с нашей реальностью, может оборваться и оставить избранных в ловушке Неосязаемого Измерения, того места, которое находится за пределами атмосферы. Такое случилось лишь с двумя из них, мы больше никогда их не видели.

Какая-то служанка будет наказана за то, что оставила дверь открытой. Сестра-Настоятельница заставит её вопить.

Сестра-Настоятельница сердито посмотрела на меня, но я опустила голову, как и положено в её присутствии да при её-то габаритах. Мне не хотелось напороться на взгляд, предвещающий ледяную бурю.

Я закончила уборку и направилась к келье, а затем прошла по коридору, сделав крюк, чтобы подойти к чёрной резной двери. Поблизости никого не было, и я прикоснулась к древесине. За дверью – Убежище Просветлённых. Они не живут вместе с избранными, потому что являются самым ценным сокровищем Священного Братства (вот почему их не калечат, как Младших Святых, Ясновидиц и Полных Аур). Коридор длинный, он в стороне от наших келий, в которых спим мы, нечестивицы. Свечи в коридоре служанки меняют каждую ночь. Здесь есть пустые кельи, а в центре находится дверь, доступ к которой только у Просветлённых.

Зная, что у меня мало времени и это рискованно, я всё-таки погладила наддверные крылья ангела, несущего киворий[1], лепестки лилий и перья соловья. Пока я мечтала о дне, когда меня посвятят в Просветлённые (а не в избранные, я этого не хочу), когда мне дадут Священный Кристалл и эта дверь распахнётся передо мной, я услышала плач, похожий на мяуканье, а затем приглушённый крик наподобие ворчания или рыка затаившегося хищного зверя. Я отпрянула от двери и бросилась бежать.

* * *

Мне нельзя никому рассказывать, что я видела Полную Ауру. Если я это сделаю, нечестивицы обвинят меня даже в том, чего я не делала, поскольку не им ведь явилось чудо, да ещё и хватило смелости поделиться этим видением. Сестра-Настоятельница собирается отправить меня в Башню Безмолвия, что рядом с Монастырём Очищения. Башня Безмолвия (как же мы её боимся!), возведённая из камней и пристроенная к стене (наверное, она служила монахам наблюдательным постом), с оконцами без стёкол, круглая и такая высокая, что приходится вытягивать шею, чтобы увидеть, где заканчивается её винтовая лестница, образованная восемьюдесятью восемью холодными каменными ступенями.

Меня могут заточить там без воды и еды, в одиночестве и под открытым небом, под стрекотание сверчков, которое завораживает, как неземной пугающий звук.

Оставят далеко от Обители Священного Братства, в окружении костей, которые светятся