— Идите и подумайте над моими словами.

Повернувшись, я вышла из кабинета, но перед дверью обернулась. В глазах отца плясали смешинки, а Владимир Гаврилович смотрел на меня как-то странно.

Отец рассказал мне потом, что приглашение приехать в институт сразу же, как только они с Авиловым вернулись оттуда, не сулило ему ничего хорошего. Он взволновался, и мой будущий муж вызвался поехать вместе с ним. Их провели в кабинет к мадам фон Лутц, и та, не давая им опомниться, задала вопрос:

— Скажите, мсье Рамзин, правда ли то, что утверждает ваша дочь?

— Моя дочь никогда не обманывает. Она всегда говорит чистую правду.

— Полтора часа назад, на этом месте, она сказала, что мсье Авилов — ее жених.

Отец удивленно посмотрел на начальницу.

— Полина сама вам это сказала?

— Да, сама. Что вы на это ответите? Вы подтверждаете ее слова?

Владимир Гаврилович вмешался в разговор:

— Ваша воспитанница и дочь моего близкого друга говорит чистую правду. Третьего дня я просил ее руки и получил согласие у Лазаря Петровича.

Вот так были спасены моя честь и учеба в институте. Вскоре после того случая Авилов действительно попросил моей руки, и я согласилась, несмотря на его седину и тридцатилетнюю разницу в возрасте. Ведь я была в него влюблена с самого детства! Отец дал свое благословение. Мы сыграли свадьбу через два месяца после окончания мною института.

А спустя шесть лет мой муж скончался в возрасте пятидесяти трех лет. Изнурительные путешествия подорвали его здоровье. Из последнего, в Южную Африку, он вернулся совершенно больным и тихо угас у меня на руках. Я осталась вдовой в двадцать четыре года, с приличным состоянием и без детей. В душе моей образовалась пустота, и я решительно не знала, чем ее занять. После окончания траура вокруг меня стали виться поклонники, но среди них не было ни одного, кто умом и характером мог хоть сколько-нибудь приблизиться к моему покойному супругу.

* * *

— Полина, милая, вот ты где! — услышала я за спиной.

Обернувшись, я увидела отца. Он шел мне навстречу, протягивая руки, и я в который раз отметила про себя, что он изрядно пополнел за последние годы: аскеза не входила в число добродетелей papa.

Не будь Лазарь Петрович Рамзин моим отцом, которого я нежно люблю и почитаю, я сказала бы, что он весьма достойный человек, адвокат, член судейской коллегии, обладатель широких взглядов и солидного капитала, нажитого собственным искусством и красноречием. Уложение о наказаниях знает как собственные пять пальцев — меня всегда восхищали его память и умение толковать законы. Росту высокого, я в него уродилась, собой хорош, могуч, владелец роскошных усов и бархатного баритона. Живет один после того, как я вышла замуж и переехала к Владимиру Гавриловичу. Дом и без меня содержится хорошо, хозяйством ведают экономка Вера, она же горничная, и камердинер. Там же проживает секретарь отца, поскольку по службе господин Рамзин принимает на дому. Лазарь Петрович — специалист по уголовным делам, он умеет убеждать и берется за самые сложные дела.

* * *

Papa рано остался вдовцом: матушка умерла в родах, так что я ее никогда в жизни не видела. Лазарь Петрович более в брак не вступал, хотя (надеюсь, что мне, уже вдове, позволительно иметь собственное мнение по этому вопросу) остался большим охотником до особ женского пола, на которых изливал весь нерастраченный в супружеской жизни пыл. Но чего у него не отнять — от своих метресс Лазарь Петрович требовал быть со мной приветливыми и ни в чем мне не перечить. В детстве я пользовалась его особым благодушием, и как же я изводила несчастных! Иногда я даже корю себя за такое недостойное поведение в младые годы.

С ранних лет отец дал мне чрезмерную свободу. Родители хотели мальчика, а родилась я. Сызмальства ко мне были приставлены няньки, мамки, бонны да гувернантки, которые мне и шагу не давали ступить. Но при том отец часто брал меня с собой, чему я вовсе не противилась, совсем наоборот — в охотку ездила верхом, причем в мужском седле, играла в лаун-теннис, модную спортивную игру, привезенную из Европы, а также, когда удавалось, не вылезала из приемной Лазаря Петровича.

Ведь это было так интересно! Я с детства крутилась у отца в кабинете, ловила каждое слово, даже захотела поступить на высшие женские курсы — не для чего иного, как для того, чтобы стать судебным медиком и помогать отцу в работе! Отец всячески поощрял мои затеи и только посмеивался: «Полинушка, кто ж тебя замуж возьмет, такую начитанную? Разве что какой-нибудь книжник…»

Это сейчас я понимаю, чего может понабраться юная благовоспитанная особа в приемной у адвоката по уголовному праву. Кого только там не встретишь! А тогда я ничего этого не осознавала и была рада предоставляемой мне свободе. Отец, занятый своими делами, не обращал на сей факт никакого внимания, пока однажды не приехала старая тетка Мария Игнатьевна и не устроила ему самый настоящий выговор. Я называла ее старой козой (да-да, она была так похожа, только без бубенца!) и полагала себя совершенно правой. Мария Игнатьевна считала, что негоже барышне слушать про убийства и блуд, а также присутствовать при составлении речей, оправдывающих сии противоправные действия.

После ее отъезда меня стали усиленно готовить к поступлению в N-ский институт, где я вскоре и очутилась, к великой своей печали и вящему облегчению престарелой родственницы…

* * *

— Что случилось? — спросила я, когда отец подошел ко мне.

— Тебя так долго не было дома! Я дважды посылал к тебе горничную с поручением, но ты так и не возвратилась. Поэтому я отправился на поиски. Разве можно столько сидеть на солнце?

— Не волнуйся, ничего со мной не случится. Кстати, который час?

Уже два часа пополудни. Ты ничего не ела. И бледная. — Отец с тревогой пощупал мне лоб. — Может, вернешься, приляжешь? Или пойдем ко мне. Я прикажу Вере заварить тебе валерианового корня.

— Спасибо, papa, я в полном порядке. Немного еще посижу и вернусь домой. Все чудесно, ты воспитал меня разумной барышней.

— Ладно, — согласился отец. — Все же не сиди на солнце и возвращайся домой. А я в консисторию. Пришел запрос от товарища прокурора по поводу моего подзащитного, так что мне необходимо отлучиться. Надеюсь, благочинный долго не задержит. Иди домой, детка, и не скучай.

Уходя, отец потрепал меня по щеке словно маленькую. Я заметила в его глазах тревогу, но он, как опытный адвокат, прекрасно умел себя держать. Лазарь Петрович знал, что мне пришлось пережить этой зимой, я ничего от отца не скрывала.

После возвращения в марте из Москвы, где волею рока мне пришлось быть замешанной в череду убийств, совершенных в занесенном снегом особняке, я долгое время оттаивала душой, стараясь изгнать из памяти страшные картины[2]. Чтобы выйти из состояния апатии и безволия, нужно было что-то поменять в жизни. Нет ничего лучше, чем изменить обстановку в доме, и я решила приобрести новую мебель для малой гостиной.