– И тебе привет, Ари. Я тоже рада видеть тебя в добром здравии, – сварливо пробормотала я, выпутываясь из тряпок, в которых полагается ходить благовоспитанной горожанке. Дядя, сжалившись, поспешил прийти мне на помощь. К счастью, опыта в раздевании женщин у него немерено.

Спустя полторы минуты я уже стояла перед родичем в одном нижнем белье. Корсетов по причине своего положения я не носила, а потому сейчас на мне были лишь шортики до середины бедра и короткая шелковая сорочка с вышитой на подоле герцогской короной. Я невольно погладила украшенный плотными стежками кусочек ткани. Белье – единственное, что я позволила себе оставить из прошлой жизни.

Внутри снова недовольно дернулись.

Я механически переложила ладонь на живот. Да-да, лисенок. Я помню о тебе. Но ты не память – ты будущее рождение погибшего рода. И, прежде чем привести тебя в этот мир, мне нужно успеть еще много чего сделать.

Ари, заметив мой жест, недовольно поджал губы. Мой младший дядюшка не одобрял моего решения. Он все еще считал меня ребенком, а потому и изменения, произошедшие во мне за то время, что мы не виделись, его совсем не радовали.

– Одевайся, Льяса, тебе еще встречать гостей. Это была твоя идея. – Последние слова Ари произнес, почти скривившись.

Он принял в штыки все озвученные мною три месяца назад решения. И пусть отказывать в помощи дядюшка не стал, это не меняло главного – Аринэл Корвир был против. Полностью и абсолютно. И в отличие от двух его старших братцев переупрямить кота было невозможно. Мы пробовали. И мама и я.

Воспоминания о матери отозвались тянущей в груди тоской. Еще полгода назад мы всей семьей отмечали мой день рождения… а сейчас ее нет. Никого из них нет.

Только лисенок и остался. В напоминание и в укор.

– Император? – сухо спросила я, окончательно собравшись с мыслями. Труппа братьев Корвир впервые за двадцать лет посетила столицу не из желания блеснуть и снова наделать шуму, а по прихоти маленькой эгоистичной девчонки. Благо и повод, подходящий случаю, подвернулся.

– Не объявлялся, – качнул головой Ари. – Но я видел лорда Рэджиса.

– Снова? Я думала, что магу хватит одной демонстрации, – пробормотала я, собирая волосы в высокий хвост. Так скулы у меня казались острее и выше. А еще с такой прической я выглядела солиднее, старше. Что такое семнадцать лет против трех веков нашего императора? Он ведь даже в сторону мою не взглянет при таком раскладе. Что ж, придется немного подтасовать крапленые карты.

Дядюшка осуждающе качнул головой.

– То, что Рэдж пришел снова, уже хорошо. Ты его заинтересовала.

– Еще бы, – фыркнула я, начиная самостоятельно накладывать контрастный грим на лицо. – Было бы странно, если бы мой лисенок его не заинтересовал.

– Думаю, его заинтересовала именно ты, а не этот ребенок, – не согласился со мной Ари.

Спорить я не собиралась. Что такое какая-то девица против солнечно-яркого зарева? Даже я видела ауру лисенка, хотя чистокровным человечкам подобное совсем несвойственно. – И кстати, он сегодня не один.

– Кто? – Я заинтригованно вскинулась и в зеркало посмотрела на дядюшку.

– Лорд Баргил.

– Единокровный брат императора?

– Он самый. Ты выбрала верную тактику, лисичка, – со вздохом подытожил Ари.

Я невольно улыбнулась, услышав от него детское прозвище. В семье только трое звали меня так – родители и Ари. Прежде меня всегда это раздражало – считала издевкой, злилась… Ну какая из меня лисица? Смех один. Тем более рядом всегда крутились истинные представительницы этого рода…

Теперь же от знакомого обращения внутри все болезненно сжималось, а на глазах наворачивались слезы. Некому меня больше так звать. И сравнивать мне себя не с кем. Один лисенок и остался.

– Отлично. Значит, следующим явится сам Сергил, – решительно произнесла я, нанося последние штрихи.

Из зеркала на меня смотрела незнакомка. Выбеленное лицо, яркие мазки краски, намеренно подобранные так, чтобы сделать акцент на глазах… Идеально. Даже я готова поверить, что эта большеглазая и какая-то испуганная девушка никогда не знала интриг. Я несмело улыбнулась. Незнакомка по ту сторону зеркальной глади сделала так же.

– Ты прекрасна, – произнес Ари, помогая мне встать.

В чужой помощи я не нуждалась, но дядюшку было не переубедить. Ну и ладно. Хочет он опекать меня словно неразумное дитя – пусть опекает. Главное, чтобы в саму ситуацию не вмешивался. Лучше пусть и дальше неодобрительно сопит мне в спину. С остальным я разберусь сама. Верно, лисенок? Пока мы с тобой вместе, нам весь мир не страшен.

Я стояла за плотным занавесом, отделявшим служебные помещения от манежа, и наблюдала за происходящим через специально вырезанное для этого отверстие. Следующим был мой выход. И многие зрители ждали именно его. Я знала это, и это знание мне льстило. Несмотря на годы тренировок, я никогда не собиралась выходить на манеж. Зачем? Меня ведь растили совсем для другого. Но мама со всей возможной скрупулезной тщательностью передала свое умение мне. Семейное ремесло. Одно из двух.

Резко выдохнув, я на мгновение расслабила тело, чуть прогнулась назад, разминая теперь постоянно затекающие мышцы спины, и, полностью собравшись, устремилась в просвет между тяжелыми половинками темно-алого занавеса. На короткий миг под куполом шатра воцарилась тишина, взорвавшаяся аплодисментами, как только грянула музыка у меня за спиной.

Ну что, лисенок? Потанцуем?

Гил понял, что слишком увлекся зрелищем, лишь в тот момент, когда у него непроизвольно замерло сердце. Одновременно с этим раздалось слаженное «ах!», а пара излишне трепетных барышень даже лишилась чувств. Девушка, балансирующая на канате, подвешенном под самым куполом, опасно качнулась. Снизу казалось, что еще миг-другой – и она упадет, сорвется с умопомрачительной высоты и разобьется.

Рэдж, сидевший рядом, с силой вцепился в предплечье друга. Он просто не мог заставить себя смотреть на то, как рискует жизнью эта яркая темноволосая девочка. И ладно бы она рисковала только собой…

Шаг над пропастью, другой… и вновь неловкий пируэт… Нога соскальзывает с толстого каната, тело девушки заваливается вбок неуклюже, неумолимо… лишь для того, чтобы циркачка, встав на мостик, развернулась назад.

– Трюкачка, – с облегчением выдохнул маг, осознав, что ни матери, ни ребенку ничто не угрожает. Но сердце все равно продолжало биться где-то в горле часто-часто, отдаваясь легкой дрожью в одеревеневших пальцах. И даже себе невозможно было объяснить, с чего вдруг такой важной показалась судьба хрупкой циркачки.

– Она этим на жизнь зарабатывает, – прохладно отозвался Гил.

Его, как и приятеля, смутили столь сильные и внезапные чувства. Да, когда-то он был привязан к ее матери, даже предложил ей статус официальной любовницы… Вот только Рьяса оказалась слишком гордой, чтобы согласиться. Обида от того отказа все еще жила где-то глубоко внутри, но она не была чем-то существенным и важным. Другими словами, Гил был уверен, что совсем не переносит свои чувства к матери на дочь.