— И вы думаете, что этот трюк произведёт впечатление на похитителей? — усмехнулся я. — Зря вы считываете их провинциальными тупицами, которых можно обмануть игрой слов.

— Уверен, тот факт, что саквояж будет пристёгнут к вашей руке, и ключ от него будет только у вас, вполне убедит их.

Вот чуял же подвох! Но позволил себе расслабиться, чуть даже коньяку у Робишо не попросил. А надо было сразу уходить!

— Вы хотите подставить меня под пули, — глянул я сразу на Робишо и Уэлдона. Никаких вопросительных интонаций в моём голосе не было и в помине.

— Мне известно, что у тебя есть неплохой сюрприз для любителей нафаршировать свинцом ближнего своего, — усмехнулся Робишо.

— Если вы про нательную броню, то могу тебя разочаровать, заряда в ней не осталось, а денег на замену батареи у меня просто нет.

— За этим дело не станет, — заверил меня Уэлдон. — Кроме саквояжа с деньгами я прихватил некоторую сумму на накладные расходы.

Некоторая сумма оказалась весьма кругленькой, ведь её с лихвой хватило на билеты первым классом до Айзенштадта — самого южного астрийского урба. Несмотря на грозное название, Айзенштадт не был крепостью, подобно Марнию на розалиийском побережье. Айзенштадт был сугубо промышленным урбом. Он представлял собой огромный завод с торчащими закопченными трубами красного кирпича, день и ночь коптящими небо сотнями чёрных, жирных столбов гари. В таких урбах даже снег шёл чёрный. А ещё в Айзенштадте ни на мгновение не стихал грохот тысяч работающих станков. Что такое тишина, здесь просто не знали.

Вокзал здесь, даже «чистая» его часть, предназначенная для состоятельной публики, был невероятно грязным. Несмотря на все усилия поддерживать его в минимально приемлемом виде. Когда в любую минуту небеса могут разразиться настоящим снегом из чёрных или серовато-стальных хлопьев, ни о какой чистоте речи быть не может. Какие в Айзенштадте бывают дожди, я предпочитал не задумываться.

— До Отравиля поезда сегодня не будет, — сообщил я, вернувшись от касс. — Он ходит раз в два дня. Я взял билеты на завтрашний.

— Первого класса там, конечно, нет, — мрачно заметил Уэлдон. Он вообще мрачнел всё сильнее с каждым часом: срок, отведённый похитителями на передачу денег, истекал через три дня. Оправданий же они, само собой, принимать никаких не станут.

— Как и второго, — усмехнулся я. — Только сидячие места.

Ариш передал мне саквояж, и я пристегнул его обратно к левому запястью. Таскаться по вокзалу с сумкой, набитой под завязку гномьими кредитами, не лучшая идея. Сам же Уэлдон, несмотря на простоватые аришские манеры, лично ходить в кассу считал ниже своего достоинства, так что ничего не оставалось, кроме как передавать свою ношу ему. Может, это и было нарушением контракта, но выбора-то всё равно нет.

Заночевали мы в лучшей гостинице Айзенштадта, которая располагалась неподалёку от вокзала. Видимо, люди с деньгами не хотели задерживаться в промышленном урбе дольше необходимого и предпочитали покидать его как можно скорее.

Даже среди белого дня во всех помещениях гостиницы горел свет — сколько ни мой окна их через пару часов покрывала плёнка копоти, извергаемой заводскими трубами. Кажется, даже еда имела привкус машинного масла. Мы молча сжевали её и отправились в номер. Снимали один на двоих не из-за скаредности ариша, а потому, что я хотел, чтобы мой спутник всегда был на виду. Мало ли где у похитителей могут быть глаза и уши.

— Как вообще случилось, что вашу семью похитили? — спросил я, когда мы расположились в немного потёртых, но удобных креслах с кожаной обивкой.

Отель вообще был из разряда когда-то фешенебельных и пытающихся держать марку даже в тяжёлые времена. Всё, что можно, подновляли и ремонтировали, что не получалось, меняли на что придётся. Из-за этого в коридорах и номерах, даже в нашем люксе, всё было каким-то натужным и неестественным. Весь отель напоминал даму старшего возраста, старательно маскирующую недостатки косметикой и платьем, и старающейся не обращать внимания на насмешливые взгляды.

Уэлдон угостил меня — в очередной раз — сигаретами с душистым аришским табаком. Я не привык к такому, однако они были куда лучше моего солдатского «шевиньона», кусающего губы и пальцы, как сотня клопов. Чтобы покурить, мы открыли форточку, и теперь сизый табачный дым утекал в неё, а на подоконнике медленно, но верно нарастала плёнка вездесущей копоти.

— Джорджина — это моя супруга — и Джекки… — Он глубоко затянулся и стряхнул пепел в стоящую на подоконнике пепельницу. — Я уверен, всё было подстроено. Небесный лайнер, на котором они возвращались от родственников Джорджины — она у меня родом из Альбии… В общем, она телеграфировала из Олайского княжества, что в дирижабле обнаружилась какая-то поломка и они останутся там на неделю. Потом сообщила, что взяла билеты до Рейса, откуда планирует вылететь первых же дирижаблем. А после пришло письмо из Отравиля с требованием выкупа. Видимо, их как-то сняли с поезда. Я ведь даже не знаю, каким именно они ехали в Рейс.

— Здесь или по дороге к Отравилю за нами, скорее всего, начнётся слежка, — предупредил я. — Если вам передадут записку от похитителей, обязательно покажите её мне. Это важно. Даже если там будет написано обратное. На все угрозы отвечайте, что ключа у вас нет, меня наняла страховая компания и я вам вообще не подчиняюсь.

— Надеюсь, на вокзале за нами не следили, — заметил Уэлдон, и я понял свою промашку. Теперь всюду придётся таскаться вместе.

Так мы и поступили на следующее утро — не отходили друг от друга и на десяток шагов. Знали бы вы, насколько неудобно справлять нужду в поездном сортире, когда на левой руке висит саквояж с деньгами!

Уэлдон явно не привык ездить сидячим местом. Не привык он и к грязным тамбурам, и к забитым пассажирами вагонам. Проводники явно запустили куда больше народу, чем продали билетов, и мы оказались вынуждены отбивать свои места у семейства на редкость нечистоплотных гоблинов, оккупировавших всю лавку. Мне пришлось продемонстрировать удостоверение и рукоятку «нольта» — никакие иные аргументы на шумных зеленокожих коротышек не действовали.

Кажется, это окончательно выбило Уэлдона из колеи. Мы и до того мало разговаривали — самый длинный диалог у нас состоялся в гостиничном номере — теперь же ариш вообще замолчал, уставившись в окно.

Смотреть там было не на что совершенно. Отутюженная местность, где взгляду не за что зацепиться. Земля ровная, как стол — ни деревца, ни остатков жилья. Лишь кое-где попадаются воронки от снарядов особенно крупных калибров да сверхтяжёлых бомб, которыми тут всё засеивали, не давая создать плацдарм.

Именно поэтому Отравиль мы увидели издалека, хотя городишко этот был совсем небольшой. Таких до войны было много — тогда все ещё не скрывались за стенами урбов от того, что выпустили в мир. От чудовищ, демонов, банд разбойников, мало отличающихся от диких зверей. Однако местность вокруг Отравиля оказалась настолько безжизненной, что никто из порождённых войной тварей сюда не забредал. Вот и вырос на границе Астрии, Веспаны и Исталии городок в полсотни кривых домишек с двумя пыльными улицами. Может быть, он стоял тут и прежде — место удобное, но уверен во время войны оказался заброшен, как и большая часть таких небольших поселений.