– Ну кто же так смотрит! – Мужчина щелкнул кнопкой лампы, стоявшей на тумбочке.

– Ах! – выдохнула женщина, поворачивая коробочку в разные стороны, отчего тусклая стекляшка вспыхнула ослепительными сине-желтыми искрами.

– Нравится?

– Прелесть, прелесть! – прощебетала его подруга. – Но оправа какая-то необычная… как шайба!

– Шайба! Ты видела шайбу когда-нибудь? Это гвоздь сезона!

– Какого сезона? Местного? – не удержалась она.

– Парижского, темнота ты моя неотесанная. Вся Европа носит эти шайбы, то есть та ее часть, которая может себе это позволить. Ну, скажем, жены крупных предпринимателей и их подруги. Подруги предпринимателей, разумеется.

– А я кто же, по-твоему?

– Ты всего понемножку. И за это я тебя люблю!

– За это?

– За все!

– За все, за все?

– И за многое другое. – Он шагнул к двери.

– А поцеловать? – капризно спросила женщина. Она лежала на постели, закинув руки за голову, во всем бесстыдном великолепии своего прекрасного тела, золотистого от загара.

– Да сколько можно, – проворчал он в притворной досаде, возвращаясь и склоняясь к ней.

– Уходи! – сказала она, переворачиваясь на живот. – И забирай свой подарок. Я девушка честная, мне ваши брюлики без надобности.

– Ах ты, неблагодарная!

Мужчина нагнулся, схватил с пола узкую, красной парчи с золотом домашнюю туфлю и шлепнул ее по заду. Женщина радостно взвизгнула, усаживаясь в постели.

– Я так и знала, что этим кончится! – закричала она торжествующе. – Ты уже меня бьешь!

– Кончится совсем не этим! – Он притянул ее к себе. С трудом оторвался и сказал: – Ну, что ты со мной делаешь? Ведьмочка! – И пошел к двери. Оттуда уже добавил: – Я позвоню. И постараюсь приехать вечером. Только разберусь со Славиком. Сиди и жди! Понятно?

Она слышала, как захлопнулась входная дверь. Потянулась, все еще улыбаясь. Перевела взгляд на белеющие за окном березы, которые почти растворились в сумерках. В спальне стало совсем темно. Ночник под маленьким красным абажуром бросал вытянутый эллипс света на полированную поверхность тумбочки, отчего сумерки в углах комнаты казались гуще. После ухода ее любовника наступила удивительная тишина. Шума мотора она не услышала. В целях конспирации машина остановилась довольно далеко от дачи.

Ей послышался неясный шум на крыльце. Скрип двери? Она тихонько рассмеялась. Вернулся, дурачок! Совсем с ума сошел. Предлагает руку и сердце. А она только смеется в ответ. Сначала бывает все прекрасно, но потом… увы! Всегда одно и то же. Всегда одно и то же… к сожалению. Он – сильный мужик… во всех отношениях. Он волнует ее. Он груб, непредсказуем, иногда так сверкнет глазами, что мороз по коже. А любовник какой!

Нужно было поехать с ним, подумала она, и черт со сплетнями. Заночевали бы в гостинице. А жена у него дура. У всех у них жены дуры. Разжав кулак, она взглянула на драгоценность и небрежно бросила ее на тумбочку. Перевернулась на живот, зарылась лицом в подушку и, замерев, ждала его прикосновения. Холодок предчувствия пробежал по спине. Шаги замерли у двери спальни, и дальше ничего не последовало. Ни звука знакомого голоса, ни ожидаемого шлепка. Вдруг почувствовав неладное, женщина резко села в постели, прикрываясь простыней и всматриваясь в темную фигуру, стоявшую у порога.

– Кто вы? – вырвалось у нее. – Что вам нужно?

Он назвал ее по имени, и тогда она, узнав его, закричала в бешенстве:

– Ты?! Как ты смеешь? Ты шпионишь за мной! Ничтожество! Вон!

Она кричала что-то еще, бросая ему в лицо грубые и гадкие слова…

Не помня себя, мужчина метнулся к ней, полный злобы и ненависти. Она была смелым человеком, но сейчас почувствовала, как липкие холодные пальцы страха пробежали по плечам. Она вскочила с кровати и, путаясь в простыне, бросилась к окну. Невнятная мысль, что там люди и если закричать или выбить стекло, то они услышат, билась в голове. Мужчина схватил ее за волосы, дернул к себе. Она закричала, и тогда он зажал ей рот. Она попыталась повернуться к нему лицом, но сильные пальцы сдавили ей шею. Она впилась ногтями в руки убийцы, срывая их с горла. Ей удалось прохрипеть: «Нет! Нет, нет…»

Он давил все сильнее и сильнее, чувствуя, как она слабеет. Разжав пальцы, он подхватил падающее тело и перенес на кровать. Вспомнил, как она лежала лицом вниз, как красиво рассыпались по подушке вьющиеся пряди. Протянул руку и ласкающим движением потрогал ее волосы. Помедлил, не в силах оторвать взгляда, и прикрыл ее простыней. Щелкнул выключателем ночника.

У порога оглянулся, еще раз окинул взглядом комнату, словно проверял, все ли там в порядке. Увидел светлое пятно разметавшихся по подушке волос и едва угадываемое в темноте хрупкое тело женщины, странно вытянутое и неподвижное – ее разбросанные руки с нежными тонкими пальцами, которые он так любил целовать, глубокую бороздку вдоль спины, длинные ноги, – и серый прямоугольник окна. Постоял, словно запоминая картину, даже пробормотал что-то вроде «прости»… Потом повернулся и вышел из спальни. С тумбочки в прихожей взял ключ от входной двери.

Выйдя на крыльцо, убийца бесшумно притворил за собой дверь. Замер, прислушиваясь. Не услышав ничего подозрительного, он запер замок на два поворота ключа, неторопливо спустился по ступенькам и пошел по дорожке к калитке.

Снаружи было светло от желтых листьев, усыпавших двор. Высокие стебли поздних георгинов с темно-красными, почти черными остроконечными цветками, стояли вдоль дорожки. Тишина и тоска! Пахло мокрой землей и влажными листьями, в которых негромко шуршал нерешительный мелкий дождь. Неподвижные деревья, полумертвые цветы и кусты словно затаились, выжидая. Он поднес к глазам руки, несколько раз с силой сжал и разжал пальцы…

Все.

…Он бежал, спотыкаясь о корни деревьев, перебросив через плечо и придерживая одной рукой завернутое в одеяло тело, другой – отводя от лица ветки и паутину. Он тяжело дышал, его хриплое прерывистое дыхание заполняло собой весь лес. Ему казалось, что его преследуют. Сухие листья оглушительно взрывались под ногами, острые шипы кустов впивались в лицо, глаза залепляла клейкая паутина, натянутая силками пауков поперек тропы. Впрочем, какая тропа? Он давно потерял ее и бежал напрямик. Иногда он оглядывался – ему чудились шаги сзади. Но что можно увидеть в темноте?

Видимо, светила луна, прячась где-то там, в глубине белесых размытых небес, и ночь была пепельно-серой, тусклой и безнадежной, как и мертвый лес, по которому он бежал, спотыкаясь о гнилые стволы и пни, попадая ногами в бочажки с ледяной водой и муравейники, проваливаясь в глубокий, чмокающий влажно мох.

«Скорее, скорее!» – повторял он, как в горячечном бреду, дирижируя этим словом, с трудом выпутываясь из травы и стремясь упрямо вперед. Дыхание его с болью вырывалось из груди, колени подгибались. Еще немного, казалось ему, и он уронит свою страшную ношу, которая делалась все тяжелей…