в том, что криеросы просто неспособны создать чего-то своего. И сами эти зрители в своём разложение мелодий Алентины становились подобные этим же криеросам, ведь сами теряли суть создания чего-то нового, опускаясь до глупостей вроде «ха-ха, ноты такие же, значит это лишь пародия».

Тем временем ученица продолжала играть и улыбаться, смычок её идеально точно передавал каждую ноту, ведь единожды услышав её, она без труда воспроизводила нужный звук. Идеальный слух и чувство ритма, как машина девушка без ошибок могла исполнять тысячи разных композиций без перерыва. Но какой в этом толк, если ты навсегда останешься лишь исполнителем, неспособным создать чего-то своего? Чего-то уникального? Разве есть что-то более обидное для деятеля искусства, чем услышать: «Молодец, твой труд похож на произведение вон того или того смертного».

В какой-то момент зрители уже начали довольно громко сетовать на эту нелепость. Они заплатили так много денег, но за что? Их рабы тоже могут идеально воспроизводить композиции и что теперь? Разве этим славиться Акерон? Разве за эти приходят в Великий Амфитеатр? Само нахождение Алентины здесь позорит историю места, где свои произведения искусства показывали миру истинные мастера, достойные называться творцами! Ей лучше уйти и не позориться, себя она уже похоронила, но с таким темпами похоронит ещё и наставников с хозяином.

Но Алентина продолжала играть и улыбаться, пусть по её щекам уже и текли слёзы. Столько сил потрачено, к обучению привлечены лучшие мастера, огромные деньги вливались в организацию этого события, но… кажется криеросы действительно способны лишь быть чье-то копией и ничем более. Сколько не старайся, будешь лишь идеальным ледяным изваянием чего-то уже существующего. И вдруг очередная слеза стекает по подбородку и падает вниз, превращаясь в снежинку, после чего ученица не попадает в ноту.

Аранжировка сыпется, затихают инструменты наставников, которые с сожалением сдаются. Многие их ученики даже до такого уровня не дорастают, но с ними слушатель обходится куда мягче. Однако спрос с Алентины оказался слишком высок, почему-то никто не собирается брать во внимание множество нюансов, да и вообще они уже с ума, кажется, сошли, видя плагиат даже там, где его попросту нет. Остаётся лишь признать своё поражение, ведь именно наставники не смогли объяснить самого главного.

Но ученица не останавливалась, хотя и играла уже не по собственным нотам. Она будто пыталась импровизировать, нарушая все мыслимые и немыслимые правила музыки. Звуки резали уши, а слушатель начал откровенно кривиться, но на лицах высших трибун вдруг неожиданно застыло тихое смятение. Происходило нечто неподвластное простому разумению, постепенно сильнейшие паресисы начали повергаться в ужас, изучая изменения в тенях Кихариса.

Алентина не играла по нотам, ведь не могла их уникально скомбинировать, беря за основу всё ранее услышанное. И в своей отчаянной попытке… не понравиться слушателю, нет, в попытке доказать что-то себе она вдруг начала раскладывать на неделимые частицы нечто действительно уникальное и неповторимое, что есть даже у криероса. Собственную душу, чувства, эмоции и ментальное тело.

Попытка связать всё это с нотами выходила крайне убогой, мерзкой и от звучания хотелось закрыть уши. Однако если посмотреть на происходящее через тени Кихариса… Многие лариосы, даже далеко не сентиментальные, уже тоже пустили слезу. Вся та боль выливалась наружу с потоками хара, разрываемое сердце и отчаяние, муки и страдания в попытках сделать невозможное, горе, грусть и бездонная печаль — Алентина буквально разрывала свою душу, обнажая ледяное сердце и пытаясь доказать, что что-то уникальное у неё есть.

Слетали все накопленные за жизнь слои из советов и опыта других смертных. И там, в далёкой глубине, размеры которой у каждого свои, находилось то, что так или иначе всегда будет являться неповторимым, путь и созданным путём рефлексии над уже известным. Пропуская через себя одну и ту же информацию, объединяя её со своим жизненным путём, тысячи мастеров в результате создадут нечто своё, хотя сырьё будет у всех одинаковое. И даже самые мерзкие критики позакрывали свои рты, как и начал исчезать скептицизм многих простых смертных слушателей, ведь в режущем слух плаче скрипки слышалась скорбь и огорчение самой Алентины, которая и сама не верила, что способна создать нечто уникальное.

Сделал последнее движение смычок и вдруг ученица замерла, чем вызвала ужас всех собравшихся. Всё её тело превратилось в лёд, как и инструмент вдруг начал меняться, пока последние удары делала ардия. В своей попытке что-то доказать представительница вида криеросов действительно достигла успеха, пусть и отдав ради этого жизнь. Хотя многие ещё ждали, что вот-вот смычок двинется.

— Не может быть… — ошеломлённо прошептал один из наставников, бросая взгляд на скрипку, что тоже стала льдом, так ещё и вобрала в себя всю ту уникальности магический рисунков созданных в посмертии из уникального набора всех личных богатств души.

Сразу же начали вскакивать лариосы на верхних трибунах, обещая миллионы золотых монет за эту скрипку прямо здесь и сейчас. Но резко вскочил Рудольф Гирардус и закричал:

— Это имущество Лансемалиона Бальмуара! Любое обсуждение продажи скрипки без него — вопиющее хамство и оскорбление!

За долгие тысячелетия Великий Амфитеатр не слышал ничего более ужасного. Долго ещё будут вспоминать зрители о случившемся. Некоторым будут сниться кошмары, ведь в Акероне очень много смертных, которые весьма сентиментальны и способны на высшую эмпатию. Каждый знает о том, что криеросы способны копировать, но до сегодняшнего дня немногие задавались вопросом: а что они чувствуют и чувствуют ли они вообще? Неужели вся та вырвавшаяся боль была взращена их собственным снобизмом? Быть может, стоило поддержать сам факт попытки Алентины и дать ей больше времени? Забил ли зритель последний гвоздь в крышку гроба?

И в этот момент глаза Надёжной Сестры неожиданно распахнулись. Она слишком увлеклась пьесой, забыв о своей главной цели. В едином моменте внутри неё воцарился ещё более сильный страх, истинный ужас от внезапного соединения разных деталей общей картины. Командир гвардии рода Бальмуаров… он пришёл сюда в полном боевом облачении. В случайных местах по всему периметру сидят его гвардейцы, также в артефактном снаряжении, скрытом под иллюзией обычной одежды. Самого Ланса здесь нет, как и нет генерал-губернатора.

— Прошу, пройдёмте, — внезапно над ухом сотрудницы Гильдии раздался шепот, на плечо легла рука ещё одного гвардейца. — Мой господин желает с вами поговорить. Вам лучше согласиться. По-хорошему.

Через считанные минуты Надёжную Сестру провели в секретную ложу, где уже сидел Лансемалион Бальмуар, попивая чай напротив запуганного до смерти генерал-губернатора.

— Что здесь происходит? И на каком основании вы смеете угрожать…

—