Опустив ноги на пол, Бронсон встал. Комната поплыла перед ним, но он почувствовал крепкие руки Маршалла у себя на плечах.

– Ну-ну, полегче, старина! – воскликнул его товарищ. – Тебя мутит.

Джейк потряс головой. Зрение пришло в норму.

– Я в порядке. Просто подожди секунду.

Он быстро оглядел себя. Чувствительность пальцев возвращалась, так что кроме сильных болей в шее, содранного языка и покалывания в затылке особых повреждений не было. Вытащив уголок простыни на столе, Джейк вытер влагу с ушей. Хлопковая ткань слегка окрасилась розовым, но не более того. Пациент широко открыл рот, чтобы прочистить уши. Слух был в норме.

У маленькой раковины и зеркала на стене рядом с дверью Бронсон вытерся влажным бумажным полотенцем, чтобы убедиться, что окончательно удалил следы крови от прокушенного языка с губ и подбородка. Выглядел он не так уж и плохо. Это все от загара. Волосы торчат во все стороны – тот еще неряха, ни черта не поделать. и если бы ему удалось выспаться хотя бы одну ночь, его глаза стали бы скорее зелеными, а не красными. Сейчас на него из зеркала смотрел его собственный отец, только выглядевший моложе. Джейк сделал глубокий вдох, выставив грудь вперед. Рост шесть футов два дюйма, тридцать пять лет от роду – мужчина в самом расцвете сил.

Именно так…

Он пытался понять, что же произошло в той камере, но детали уже смазались, как подробности сна при пробуждении. Надев свою футболку и джинсы, он стянул с крючка у двери синюю хлопчатобумажную рубаху и накинул ее сверху, а затем влез в черные спортивные туфли и взглянул на похожее на пончик отверстие аппарата, который чуть не стал ему могилой. Стык, который двигался по кругу, теперь был обуглен, и от него все еще поднимались легкие клубы дыма.

– Больше ни за что, – пробормотал Джейк себе под нос.

Когда они с другом шли к выходу, хорошенькая медсестра взяла Маршалла за руку и положила ему в ладонь сложенный кусок бумаги. Бронсон подавил улыбку. Десять к одному за то, что это был ее номер телефона, хотя встревоженный взгляд Маршалла в ее сторону говорил о чем-то другом.

Приятель засунул бумажку в карман, отвернулся от медички, дружески махнув ей рукой, и последовал за Джейком к дверям.

– Дружище, ты точно в порядке? – спросил он обеспокоенно.

– Само собой.

Но периодически возникавший необычный звон в голове наводил Бронсона на мысль, что на самом деле что-то очень сильно изменилось.

Редондо-Бич, Калифорния

Джейк сидел, сгорбившись, на краешке садового стула на заднем дворе своего дома. Руки его были стиснуты, а локти вжаты в голые колени, торчащие из его любимых прорванных джинсов. Вечернее солнце светило у кромки моря, и его лучи грели кожу, пробивая прорехи в облаках. Не открывая глаз, мужчина глубоко втянул в себя соленый морской воздух. Внизу, в сотне футов под его площадкой, лавировал среди рифов одинокий серфер. Мягкий рокот волн действовал на Бронсона умиротворяюще, успокаивая нервы. Над головой парили чайки, будто зависая в легком дуновении морского бриза.

В проеме маленького кухонного окошка показалось довольное лицо Маршалла. Несмотря на то что в левом ухе он носил постоянный беспроводной наушник, девушки пачками западали на его суровую наружность, а он не особо понимал, что с этим делать. Его ум занимали компьютеры, а не женский пол, за что Джейк часто над ним подтрунивал.

– Пора закупаться пивом, – сказал Маршалл. – Это две последние. А молоко твое я выкинул – у него срок годности пару недель уже как вышел, парень.

Бронсон пожал плечами. Его шестидесятилетний дом с двумя спальнями, построенный в испанском стиле и оштукатуренный, трудно было назвать образцовым. Зато это было единственное место, где он пустил корни после долгих лет скитаний с места на место, сперва как сын военнослужащего, а потом как пилот военной авиации. Отсюда открывался вид на кусок побережья, тянувшийся от Редондо-Бич до Малибу.

Входная дверь с шумом захлопнулась, когда вошел Маршалл, протянувший своему другу пиво.

– Если уж тебе обязательно круглыми сутками все окна в доме держать раскрытыми, придется как-нибудь начать протирать подоконники. А то вид как у комнаты в студенческой общаге, – заметил он.

Джейк пропустил это мимо ушей. Хорошо, когда окна открыты. А пыль его сейчас волновала меньше всего.

Маршалл решил перейти к делу.

– МРТ переделывать будешь?

Бронсон отрицательно покачал головой.

– Без толку.

– Ты случайно не второго землетрясения боишься? Потрясет еще пару дней, а потом ведь тектоническое давление спадет, и все уляжется – ну, по крайней мере на время.

Джейк слушал радио по дороге домой. Это было землетрясение силой 5,7 балла с эпицентром вдали от побережья, хотя толчки ощущались на юге до самого Сан-Диего, а на севере – до городка Сан-Луис-Обиспо. После первого толчка волна последующих длилась всего десять-пятнадцать секунд. Разрушения были незначительными, ущерб – минимальным.

– Никаких больше МРТ, и докторов тоже, – отозвался Бронсон.

– Но это нужно, так ведь? – Маршалл оставлял за собой цепочку следов от спортивных туфель, когда шел по остаткам росы на деревянном настиле. На нем была белая рубашка, концы воротничка которой пристегивались пуговицами, штаны фирмы «Докер» цвета хаки и его неизменные кеды «ПРО-Кедс» с высокой шнуровкой. – Я думаю, только так можно выяснить, насколько далеко зашла твоя болезнь. Ты ведь умереть можешь, старина.

– Так-то – да, правда. «Можешь умереть» – звучит получше, чем «умрешь». Так что давай забудем.

Джейк уже пожалел, что рассказал своему товарищу об опухоли, из-за которой ему пришлось делать МРТ первый раз. Маршалл был единственным из близких, кто знал об этом, и даже ему Бронсон не стал говорить, что это конец. Что осталось всего пять месяцев жизни, которые меньше всего хотелось бы провести в соболезнованиях. Всего такого было предостаточно и в первый раз – тогда, десять лет назад.

Безудержные рыдания матери – первое, что Джейк услышал, очнувшись от наркоза после промежуточной диагностической операции. Отец внешне выглядел спокойным – набрался под завязку, как всегда. Пациенту передавался весь страх его родителей: он видел, как они цепенели от осознания того, что сейчас могут потерять и второго сына. Когда старший брат Джейка разбился на мотоцикле, горе сильнейшим образом сотрясло всю их семью. А теперь причиной такого горя стал сам Джейк.

Последовали месяцы химиотерапии и облучения. Вес упал с двухсот до сорока фунтов всего за шесть недель. Все волосы выпали. Но младший Бронсон не оставил ни лечения, ни своей семьи. На середине курса его отец скончался от сердечного приступа. Отцово разбитое сердце – его, Джейка, вина – так и осталось в памяти сына. Мать стала бы следующей, если бы он не одолел свою болезнь. А сестра, еще совсем юная, осталась бы одна. Этого допустить было нельзя. Ни шагу назад. и никак иначе.