Карепанов не ответил. Встречаться с Сайгачевым он не особенно хотел, чувствовал, что тот до сих пор не простил ему несправедливых обвинений в серийных убийствах бомжей. Нет, вслух невозмутимый одноглазый самурай не произнес ни слова о той истории, однако Карепанов всякий раз чувствовал тщательно скрываемую неприязнь. Можно, конечно, попробовать привлечь жену Сайгачева, но эта идея тоже не была успешной на сто процентов. Маленькая, хрупкая с виду Александра Гельман-Сайгачева гораздо сильнее, чем ее муж, злилась на Карепанова и даже не трудилась это скрывать. Именно благодаря ей и было раскрыто то самое громкое преступление, именно Александра смогла вычислить убийцу и даже ухитрилась обезвредить его, удивив видавшего виды Карепанова. Он потом ездил к ним домой, чтобы вернуть один из вещдоков и просить прощения, и вроде бы разговор прошел мирно и почти дружелюбно, но то, что в доме Сайгачевых ему не рады, Карепанов усвоил четко. Возможно, будет лучше, если Илья, не имевший никакого отношения к прошлому расследованию, поговорит с Александром Михайловичем и попросит проконсультировать.

– Знаешь, я о чем подумал? А поезжай-ка ты к Сайгачеву, адрес я дам и машину тоже – они за городом живут, в поселке.

– Может, проще вызвать к нам?

И тут Карепанов понял, что это бесполезно. Надо ехать самому, это будет куда проще, чем инструктировать Илью, как следует себя вести в доме криминального авторитета Ефима Гельмана по прозвищу Фима Клещ. Да и вряд ли тамошняя охрана встретит молодого опера с распростертыми объятиями и накрытым столом. А Карепанова они все-таки знают…

Но поездка сорвалась. Позвонив Сайгачеву, Карепанов выслушал вежливый, но холодный отказ и предложение встретиться в кабинете оперуполномоченного через пару дней.

– Как хотите. Если вам удобнее подъехать ко мне, давайте так и сделаем, – согласился Борис Евгеньевич, в душе довольный, что не придется тащиться в загородный поселок на своей машине.

Человек может думать обо всем, но делать должен то, в чем он уверен.

Хань Сян-цзы, китайский философ

Как же прекрасно выглядит увлеченный чем-то человек, погруженный в свое занятие. Я каждое утро наблюдаю за этим вот уже много лет и все равно никак не могу привыкнуть. Муж, выполняющий во дворе упражнения с длинным шестом-бо, до сих пор кажется мне сказочным персонажем, ворвавшимся в мою жизнь принцем, безупречным рыцарем со своим особенным, сложным кодексом чести. Сашка с годами не утратил для меня привлекательности, и я ни за что не променяю своего уже немолодого супруга на пучок молодых балбесов, которые то и дело пытаются свести со мной знакомство, если я вдруг оказываюсь где-то одна или с подругой. Я, взрослая женщина, мать восьмилетней девочки, жена известного в городе тренера по восточным единоборствам, до сих пор выгляжу довольно молодой. Как любит говорить папа, «маленькая собачка до старости щенок» – это о моем росте и телосложении. Детское прозвище Кнопка он, правда, практически забыл, уважая все-таки мой возраст и должность доцента кафедры нормальной анатомии медицинской академии, но нет-нет да позволяет себе отпустить шутку. Я не обижаюсь – как можно обижаться на родителя, у которого, кроме меня и моей семьи, никого больше не осталось? Его старшая сестра Сара не в счет – не выдержав нашего ритма жизни, она снова уехала к себе в Саратов и заявила, что теперь уж мы увидимся только на ее похоронах. Зная тетю Сару, я уверена, что этот момент наступит не скоро. Папа предлагал ей нанять помощницу по хозяйству, все-таки тетушка сильно немолода, однако даже ему никогда не удавалось переубедить сестру.

– Еще не хватало, чтобы кто-то шарил по моим шкафам, – категорически заявила тетя Сара, и папа только рукой махнул:

– Ой, да делай ты что хочешь! Хотел как лучше – чтобы сама не надрывалась.

– По-твоему, Сара – никуда не годный мусор? Сара – не хозяйка в своем доме? – заголосила тетушка, наматывая на палец уголок черного головного платка, с которым никогда не расставалась. – Глядите на него, люди! Младший брат, которого Сара вот на этих руках вынянчила!

– Все, все! – спасаясь бегством в кабинете, заорал папа. – Забудь, поняла? Ничего тебе никто не предлагал!

Тетушка так и уехала, не помирившись с братом, посмевшим заподозрить ее в немощности.

Эти семейные разборки не задевали только одного человека – моего мужа. Сашка был невозмутим и нейтрален, не поддерживал ни папу, ни тетку, считая, что у каждого своя правда и ее нужно уважать, раз уж никак невозможно примирить их.

– Аля, это их семейное дело, – объяснял он мне терпеливо, когда я пыталась заставить его принять чью-то сторону, – и мне там места нет. Сара Иосифовна еще довольно бодра и самостоятельна для своих лет, привыкла все решать и делать сама, к чему заставлять ее терпеть присутствие чужого человека? А Фима, хоть и хочет ей помочь, но лучше бы не делал этого. Привык, что все прислушиваются к его словам, а тут, видишь ли, нашла коса на камень. Характер-то у обоих не сахар.

Я умолкла и больше с этим вопросом к мужу не лезла. Вскоре у меня появился другой повод для разговоров с ним – наша дочь. Второклассница Соня неожиданно воспылала интересом к тому, чем занимается в своем клубе ее отец, и теперь каждый вечер они вдвоем отправлялись в город на занятия. Меня страшно злило, что Акела дает в руки девочке деревянный меч и учит ее приемам владения им наравне с мальчишками.

– К чему это, скажи? – спрашивала я всякий раз, когда они возвращались из клуба и довольная дочь неслась в ванную. – Зачем ей это, она же девочка!

Муж невозмутимо забрасывал в стиральную машинку два комплекта кимоно – свой и Сонькин – и с легкой усмешкой парировал:

– И давно это ты стала такой поборницей женских видов спорта, малышка? – явно намекая на мое увлечение байками и разряд по стрельбе.

– Это было давно!

– И не припомню, чтобы с тех пор ты никогда не прикасалась к винтовке или ключам от мотоцикла, – тут же уличал муж, заставляя меня умолкнуть.

Я действительно каждое воскресенье с самого утра брала верного телохранителя Никиту и отправлялась к песчаному карьеру, где по часу или больше, в зависимости от настроения, упражнялась в стрельбе из снайперской винтовки. Надо сказать, что это умение пару раз здорово пригождалось мне в жизни и помогало спасти не только собственную шкуру, но и жизнь моих родных. К счастью, об этом увлечении в медицинской академии никто из коллег не догадывался.

– Если ты будешь постоянно говорить Соне, что она занимается неженским делом, она станет делать это назло тебе, разве ты не понимаешь? У нашей дочери твой характер, а кому, как не тебе, знать, что это означает?

И даже в этом Акела был прав.

Соня не была моей дочерью, как не была и дочерью Акелы – мы взяли ее из детского дома, но характер у нее действительно оказался неожиданно моим. Она даже смотрела точно так же, как я, особенно если считала, что кто-то посягает на ее свободу. Единственным человеком, которому Соня не демонстрировала крутой нрав, был мой отец. Деда Фиму она обожала, к нему бежала по утрам на его половину дома, чтобы поздороваться, ему первому несла дневник с оценками и ему же доверяла свои нехитрые детские секретики. Папа таял, как шоколадная конфета, забытая на подоконнике в солнечный день. Мой папа, криминальный авторитет Фима Клещ, в присутствии этой девочки делался обычным немолодым, почти лысым дядькой со смешным пузиком, готовым за ее улыбку на все. Любили Соню и его верные друзья Бесо и дядя Моня, она была младшей из всех детей, а потому ее баловали, что, конечно, не могло не огорчать нас с Акелой. И в глубине души, что греха таить, я отлично понимала, зачем муж берет Соню с собой на занятия. Искусство владения мечом требует повышенного внимания, предельной концентрации и жесткой дисциплины, иначе меч непременно отомстит нерадивому воину. И именно через оружие Сашка прививал дочери какие-то принципы и непреложные истины. Кроме того, в клубе было много ребят из неблагополучных семей, а мой муж считал, что Соня должна видеть не только праздничную сторону жизни, но и ее изнанку. Против этого я возразить ничего не могла. Мне нравилось, что Сашка учит Соню чувствовать чужую боль и заботиться о тех, кому хуже. Все свое свободное от работы в папином банке время он посвящал вот таким заброшенным мальчишкам, чьи родители не находили времени или желания заниматься с ними или просто разговаривать по душам. Мне казалось, что таким образом Акела как бы восстанавливает справедливость и расплачивается за то, что сделал раньше. Помогает освоиться в жизни тем, у кого, возможно, нет шанса. Я знала, что двум своим воспитанникам он помог поступить в военное училище, а еще кому-то в университет, и ребята, став студентами, с благодарностью приходят в клуб, чтобы помочь в занятиях. Папа относился к этому скептически – не верил, что Акела, бывший некоторое время его доверенным человеком, вдруг решил стать святым. Но Сашка святым никогда не был и не стремился к этому, просто привычка жить по самурайскому кодексу заставила его пересмотреть многие вещи в жизни и что-то в ней изменить. Сейчас он занимал пост начальника службы безопасности папиного банка, но душа его лежала все-таки к восточным единоборствам и к мальчишкам, приходившим к нему в «Каскад».