– Позвольте, – сказал Чаликов. – Как же это так? Где его взять, это море мысли?

– История философии – вот море мысли.

– Значит, опять в вуз? Учебники читать?

– Постой… Я ведь тебе об этом пока еще ни словом не обмолвился. Я сказал о море мысли, о бездонном океане мысли.

– А как же тогда подступиться к этому морю мысли?

– Но ведь ты же сам сказал: чтобы научиться плавать, нужно постепенно приучить себя к глубокой воде.

– Да, но как же это сделать?

– А вот я тебе скажу, как. Ты знаешь, что такое окружающий нас мир?

– Ха, ну кто же этого не знает!

– Ну если ты хорошо знаешь, что такое мир, научи меня, – сказал я. – Я вот, например, не очень знаю.

– Ну что такое мир? Мир – это вот что… – И Чаликов при этом сделал рукою какой-то неопределенно указующий жест.

– Ага, так мир – это, значит, мой письменный стол или книжные шкафы, что ли?

– Но почему же только это?!

– Из твоего жеста рукой я понял, что ты указываешь на предметы в моей комнате.

– Нет-нет, зачем же? Мир – это и все другое.

– То есть как это «другое»? Земля как планета, что ли?

– Нет, почему же? Земля – только часть мира, не весь мир.

– Ага, значит, догадался? Ну а Луна? Это мир или не мир?

– И Луна – не мир.

– Ну а Солнце?

– И Солнце – не мир.

– Ну а созвездие Большой Медведицы? Мир это или опять скажешь не мир?

– Конечно, и Большая Медведица тоже еще не мир.

– Постой, да ты мне не крути голову. И Земля тебе не мир, и Луна тебе не мир, так где же мир-то?

– Мир – это все. Это вообще все вещи, – ответил Чаликов пока еще с некоторой неуверенностью.

– Эка куда хватил! Как будто ты знаешь все вещи. Говори мне прямо: знаешь ты все вещи или не знаешь?

– Не знаю.

– Но тогда ты не знаешь и что такое мир.

– Да ведь только психические не знают, что такое мир. Ведь это же знают решительно все.

– Постой, постой, ты от меня не прячься в кусты. Ты мне скажи: знаешь ли ты, что такое мир, или не знаешь?

– Знаю. Только, правда, не могу сказать об этом толково.

– А раз толковости у тебя нет никакой, то вот давай и посмотрим, что другие говорят о мире. Ну вот, если начинать с самого первого по времени европейского философа, с Фалеса, то, по Фалесу, мир – это наша современная глубокая тарелка, плавающая дном кверху по воде. Скажи, пожалуйста, нравится тебе такое представление о мире?

– Вот так европейский философ! Это какой-то фантазер, а не философ.

– Пусть фантазер. А вот другой греческий философ, Анаксимандр, учил, что в небе существуют своего рода шины, наполненные огнем, и этот огонь прорывается из них в виде тех небесных светил, которые мы видим.

– О господи! Одно лучше другого.

– А греческий философ Ксепофан говорил, что Земля представляет собой неподвижное тело, которое бесконечно распространяется по всем сторонам и уходит в бесконечную глубину.

– Ну и ну! И это называется философия!

– А вот согласно учению греческого философа Анаксимена, Земля есть плоский диск, плавающий по воздуху, и небесные светила тоже плывут по воздуху вроде древесных листьев…

– Ну уж нет! Ведь это все какой-то вымысел, поэзия, что ли, какая-то, а не философия.

– Но тогда позволь сделать один необходимый вывод, от которого ты уже не сможешь отказаться. А вывод этот гласит, что ты уже бросился в воду и уже пытаешься плавать самостоятельно, без опоры ногами о речное дно.

– Как так?

– А так, что ты сразу, прямо с потолка, взял да и разнес миропредставление древних философов, которых все восхваляют как создателей небывалой и высочайшей культуры. На основании чего ты это сделал?

– Да разве тут нужны какие-нибудь основания для опровержения таких-то бредней?! Ведь это и без всяких оснований очевидно само собой!

– Ладно. Тут важно только то, что ты сам раскритиковал огромный период в истории философии на основе полной очевидности. Даже здесь ты уже начал плавать чуть-чуть самостоятельно, то есть чуть-чуть мыслить самостоятельно. Но теперь я хочу спросить тебя о другом. Ты читал Джордано Бруно?

– Нет, не читал.

– А вот у Джордано Бруно и Вселенная бесконечна и состоит из живой самодвижущейся материи, и Земля ходит вокруг Солнца, а не Солнце вокруг Земли, и миров вроде нашего – бесчисленное множество…

– Да?! Тут что-то такое есть. Тут не шины Анаксимандра и не древесные листья Анаксимена.

– А что тебе здесь особенно понравилось?

– Да взять хотя бы бесконечность Вселенной!

– Бесконечность Вселенной? А откуда ты узнал, что Вселенная бесконечна?

– Но ведь это же опять ясно само собой!

– То есть как это ясно само собой? Мне, например, не очень ясно. Согласись, ясно тебе в этом вопросе только то, что, в какой бы точке мироздания ты ни оказался и как бы далеко ни отлетел от Земли, все равно можно лететь еще дальше.

– Совершенно верно.

– Но тогда твоя бесконечность есть только отсутствие конца.

– Совершенно верно.

– Но такое определение бесконечности мне совсем не нравится, – сказал я. – Да и вообще, разве можно определить что-нибудь при помощи отсутствия чего-нибудь? Отрицание чего-нибудь еще не есть определение. Если о китайском языке ты знаешь только то, что не знаешь ни того, что китайский язык существует, ни того, что его не существует, – это еще не значит, что китайского языка не существует или что он есть бесконечность.

Мой собеседник ответил:

– Но ведь ясно, что бесконечность – это то, что не имеет конца!

– И все-таки бесконечность есть нечто определенное или, по крайней мере, есть просто нечто!

– Конечно!

– Но если это есть нечто, то что же это такое, в конце концов? Безрукость и безухость тоже есть нечто, но только потому, что всем известны руки и уши. Да и то, отсутствие чего-нибудь говорит мне очень мало. Бесконечность мира есть отсутствие в нем конца. А под отсутствием конца ты понимаешь,