Саор ходил из стороны в сторону. Он часто повторял, что не ищет ни славы, ни денег, но на деле его останавливало несовершенство лекарства. Из всех подопытных выжил только Летфен. Один мальчишка за долгих десять лет – плохой результат.

– Из-за этого выскочки я того гляди разум потеряю, – устало выдохнул Саор. – Сейчас не об этом надо волноваться. Проверка через два дня. Не для того я столько лет прозябал в этой плесневелой дыре. Если б хотел – давно трудился бы при дворе, травил неугодных королю слуг и спал на пуховых перинах, но моё изобретение не для Майернса и не для кучки богатых обормотов, которые станут вытирать об меня ноги. Мальчишку накорми хорошенько, яд для него я уже сделал.

– Из мантекоры?

– Ясное дело, из мантекоры! Чем ты слушал, когда я вчера объяснял тебе рецепт?

Аринд промолчал, перечисляя в уме ингредиенты. Их он запомнил лучше, чем свои пять пальцев, но Саору об этом знать не следовало.

Северная тюрьма, где Аринд работал вместе с отцом и учителем, считалась венцом причуд короля Майернса. Слухи о ней ходили один мрачнее другого, а от работников шарахались, как от прокажённых. Саор говорил, что правитель помешался на отравах, когда его единственного сына отравили редким ядом, вызвавшим смертельную болезнь.

С тех пор Майернс поклялся опережать врагов. Новые рецепты и противоядия, за которые чёрным травникам платили золотом, испытывались на смертниках Северной тюрьмы, возведённой на острове Энсердар, полвека назад. Этот отвоёванный у язычников клочок суши славился залежами светочной породы, и рудникам требовалась дармовая рабочая сила, потому год за годом сюда свозили преступный сброд со всех уголков королевства.

Саор – человек ясного ума, но трудного нрава, перебрался на остров после ухода с должности главного алхимика из-за большого скандала, вспоминать о котором не любил. С тех пор его разумом завладели мысли о веществах и лекарствах, которых в природе не существовало, но одно дело проводить испытания на крысах, и совсем другое – на людях. Так, в поисках укромного места и подопытных, за которых не терзала бы совесть, он стал работать в тюрьме.

Дни сменялись годами, неудачи копились, и к тому времени, когда появился Летфен, Саор охладел к собственной затее. Известие о королевской проверке только подхлестнуло его неуверенность, и хотя Аринд знал множество способов укрыть мальчишку, учитель решил избавиться от него, едва прочёл приказ.

* * *

– Рано ты, – мрачно заметил Саор, когда Аринд, стараясь сохранять обычный вид, вошёл в лабораторию.

Учитель явно был не в духе, такое случалось с ним в те дни, когда он лишался заключённых, на которых испытывал лекарство.

– Что ты встал на пороге? Возьми бумаги и иди записывать, мне некогда. Проверка скоро, а этот болван Орхин опять что-то напутал в архиве.

Аринд взял из рук учителя несколько листов желтоватой бумаги и пишущий кристалл. Саор прекрасно знал, какую реакцию вызовет споенный мальчишке яд, ему не было смысла осматривать тело. Аринду же предстояла грязная, но привычная работа. Сначала требовалось сделать записи о смертях, потом вытащить мертвяков на поверхность и закопать в заранее приготовленные ямы.

Телега для вывоза Летфена ждала своего часа ещё со вчерашнего вечера. Аринд накидал поверх грубо сбитых досок найденные на складах мешки и солому, кинул внутрь котомку с едой и горсткой монет.

На этот раз, остановившись у знакомой камеры, он не услышал ни бормотания, ни приветствия. Гнетущая тишина сдавила виски. Аринд сдвинул засов и распахнул дверь. Летфен лежал на подстилке, съёжившись и прижав руки к груди. Его измученное посеревшее лицо казалось вылепленным из глины. Светочный камень выпал из ладони и покатился, бросая блики на лужи и влажную кладку стен.

– Мёртв, – выдохнул Аринд.

– Кто мёртв? – послышался испуганный шёпот Летфена.

К тому времени, когда поднятый камень вновь вырвал из темноты внутренности карцера, мальчишка уже сидел. Аринд удивлённо уставился на него, а потом понял, что тело выглядело таким бледным из-за белого света, который прежде заменял факельный. Он готов был рассмеяться собственной глупости.

Саор и представить не мог, что ученик сумел повторить рецепт лекарства и заранее споил его мальчишке вместе с ядом из мантекоры. Летфен выглядел вполне обычно, и тревожное волнение ненадолго стихло.

– О! Каменная рожа! Ты чего это дверь нараспашку? Заходи скорее, а то сквозняк.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Аринд.

– Он ещё спрашивает! – возмутился Летфен. – Да у меня зад такой плоский, что сидеть уже больно! Ты когда мне еды принесёшь?

– Тебя тошнило вчера?

– Нет, а ты лучше отойди, раз мутит, нечего мне пол пачкать. От меня смердит, как от недельного трупа, даже крысы стороной оббегают, а то я бы парочку прямо со шкурками съел.

Аринд не без отвращения присел рядом с Летфеном и принялся осматривать его. Вены не вздулись, черноты на руках было не больше, чем обычно.

– Да убери ты этот проклятый фонарь, я так без глаз останусь! Ты меня слышал вообще? Есть хочу! Есть! И пить!

– Угомонись, скоро накормлю.

За время работы в тюрьме Аринд многих проводил в последний путь. Он копал могилы и засыпал тела землёй, спаивал яды смертникам и делал записи, наблюдая за их мучениями. Он помнил каждого и не хотел, чтобы Летфена постигла такая же участь. Отец часто говорил, что привязанность – худшая из людских слабостей, и учил сына доверять только самому себе. До какого-то времени так всё и было. Люди прибывали в Северную тюрьму под конвоем и, проведя в сырых стенах подземелья пару недель, отправлялись в общие могилы. Аринд лишь наблюдал за ними и выполнял свою работу. Его не трогали ни слёзы, ни мольбы о помощи, не пугали злобные взгляды и проклятия. Те, кто оказался за решёткой, были для него уже мертвы.

Первое время после появления в тюрьме Летфена Аринд испытывал невероятное раздражение от болтовни, но потом привык и стал получать удовольствие от его рассказов. Мальчишка тараторил без умолку, стоило только подойти к двери, и радовался Аринду, будто закадычному другу. Пустая камера – единственное, что не устраивало Летфена. Казалось, даже труп мальчишки продолжит открывать рот по дороге на кладбище.

Аринд дал пленнику напиться, а потом заставил вдохнуть сонного порошка. Летфен будто состоял из воздуха, такой он был лёгкий. Аринд положил его в телегу, накрыл плотной тканью и повёз наружу как всамделишный труп.

Пропахший плесенью пустынный коридор упирался в лестницу. Было холодно, но ладони вспотели от волнения. Аринд подложил под колёса доски и вытолкал телегу на поверхность. Комната казней, откуда обыкновенно вывозили трупы, находилась за внутренним двориком, захламлённым телегами и носилками. Эти мрачные стены хранили память о днях, когда в воздухе витали предсмертные крики, а камни мощения впитывали кровь отрубленных голов и испражнения висельников. Со временем всё заменили яды, и отца перевели из палача в смотрители.