Г. Р. Х.

Э. Л.

Хотите ненадолго забыть о настоящем, в котором вы живете, и стать свидетелями далеких событий, которых никогда не было да и, как вы сами знаете, не могло быть?

Вы услышите в шуршании тростников на берегах священного Нила голоса давно забытых богов, соедините легенды Севера и Юга, фантазии Запада и Востока, воскресите в глубинах памяти отголоски древних сказаний, что будут жить вечно, повествуя под звуки лютни и лиры о самой прекрасной женщине на свете, в которой каждый мужчина видел свою единственную истинную любовь, Владычицу Сердец.

И устремлялся к ней, забыв обо всем на свете, бродил, странствовал, скитался, ища ее…

Засыпал, мечтая о Звезде, что горит у нее на груди, источая капли крови, и находил рядом с собой, проснувшись, лживую Змею, и все равно упорно продолжал свой путь – Звезда вечно зовет и манит.

Сквозь ночь, сквозь предрассветные сумерки и бледный рассвет скользит по вольно играющим волнам тихий корабль, огибая острова и лавируя между скалами. У корабля всего одна мачта, на широком коричневом парусе вышита золотая звезда; высокая корма выгнута, как птичий клюв, нос выкрашен в ярко-красный цвет. Гребцы налегают на весла, к тому же дует попутный западный ветер.

На носу, на шканцах, одиноко стоит мужчина и смотрит вперед – вот уж и ночь прошла, занялся рассвет, наступило утро, а он не двинулся с места, не повернул головы. Ростом мужчина не слишком высок, но крепкого сложения, широкоплеч и явно необычайно силен. Синие глаза, темные завитки волос выбиваются из-под красной матросской шапочки и падают на пурпурный плащ, застегнутый золотой пряжкой. В темных кудрях серебряные нити, серебрится и борода. Кажется, вдаль устремлен не только его взгляд, но и вся его душа, сначала он надеялся увидеть во тьме ночи свет маяка на острове, потом, при свете утра, поднимающийся из-за далеких холмов дым. Но всматривался он напрасно, не горел огонь на маяке, не поднимался дым из-за гребня, сереющего на фоне высокого бледно-желтого неба. Ни звука голосов, ни крика птиц, остров был окутан зловещей тишиной.

Корабль приближался к берегу, но там по-прежнему не было никаких признаков жизни, и лицо мужчины помрачнело, глаза, в которых было столько радостного ожидания, погасли, он словно постарел от тревоги, сомнений, тоски по родному дому, о котором так давно не получал вестей.

Наверное, никто так сильно не любил свой дом, как он, Одиссей, сын Лаэрта, – иные называют его Улиссом, – вернувшийся после последних, никем еще не воспетых странствий. О первых его странствиях знает весь мир, знает, как он десять лет скитался по морям после падения Трои, как наконец возвратился на родину, один, преображенный Афиной в старика, старика-нищего, и, придя в свой дом, застал там бесчинства, как перебил своих оскорбителей и снова обрел любимую жену. Но и на родине ему не суждено было найти мир и покой, ибо над ним тяготело проклятье и он должен был выполнить повеление Посейдона. Ему надлежало снова отправиться в странствие и найти страну, жители которой не ведали вкуса соли и не слыхали, что на свете есть соленые моря. Там он должен был принести жертву владыке моря и только потом наконец мог пуститься в обратный путь. Он освободился от проклятья, но, как и было предсказано, разгневал, сам того не желая, богиню, которая ему покровительствовала, пережил множество приключений, о которых еще никто не поведал миру, и вот сейчас приближается к Итаке, родной остров уже на расстоянии полета стрелы.

Он побывал в неведомых странах, видел Врата Солнца и Белую Гору, переносился в Царство теней и снов.

Но родной остров сейчас показался ему более чужим и незнакомым, чем все неведомые страны. Даже в Царстве снов не было такой гнетущей тишины, даже вокруг Врат Солнца не было так дико и пустынно, как на берегу дорогого сердцу острова в этот рассветный час.

О том, что встретило на родине Одиссея, сына Лаэрта, и о его последних приключениях, описанных в далекие от нас времена мудрым египетским жрецом Реи, мы и поведаем вам в этой повести. Итак…

Корабль вошел в знакомую узкую бухту, защищенную от ветров высокими скалами, и пристал к берегу, где над ним склонилась раскидистая маслина. Не оглянувшись назад и не сказав ни слова на прощанье своим гребцам, Скиталец схватился за сук рукой и прыгнул на берег. Там он опустился на колени, поцеловал землю и, покрыв голову полой плаща, стал молиться, чтобы боги позволили ему найти дома мир и покой, чтобы его встретили любимая, верная жена и сын, которым он мог бы гордиться.

Но боги не исполнили его молитву. Они даруют и карают, но вернуть на землю умерших не могут.

Он поднялся с колен и поглядел назад, но в бухте уже не было корабля, и в море не мелькал парус. На острове по-прежнему царила тишина, даже птицы не приветствовали его своим криком.

Солнце только что взошло, люди еще не проснулись, стал убеждать себя Скиталец и, укрепив сердце мужеством, начал подниматься по крутой тропинке на высокий берег, дошел по равнине до скалистого кряжа, который делит остров на две части, и снова стал подниматься по склону, надеясь, как встарь, зайти в хижину своего верного слуги, свинопаса и узнать у него о семье и о доме. На вершине он остановился перевести дух и поглядел вниз, на жилище пастуха. Крепкий дубовый палисад лежал на земле, из отверстия в крыше не поднимался дым, навстречу чужому не выбежали с грозным лаем сторожа-собаки, охраняющие свиней. Тропинку к хижине было почти не различить, так она заросла травой; даже чуткие уши собак не расслышали бы шаги идущего по ней человека.

Дверь в хижину свинопаса была распахнута, но внутри было темно и пусто, пауки оплели эту темную пустоту поблескивающей паутиной, знак того, что в хижину давно никто не входил. Скиталец кликнул свинопаса – раз, другой, третий, но откликнулось ему только эхо в горах. Он вошел внутрь, надеясь найти какую-нибудь еду или хотя бы тлеющий под сухими листьями огонь. Но нигде ни крошки еды, в очаге холодный мертвый пепел.

Скиталец вышел на теплый солнечный свет, поглядел еще раз на гребень холма и направил свои стопы к городу Итаке. Море сверкало, как и раньше, но ни одной рыбацкой лодки под бурым парусом он на нем не увидел. Поля, на которых должна бы сейчас колоситься пшеница, заросли сорняками. По пути ему встретились ольховая роща и бассейн, который наполнялся водой из фонтана возле грота нимф. Но не шли к бассейну за водой юные девы с амфорами, его стены разрушились и позеленели, вода просачивалась сквозь щели и убегала ручейками к морю. Путники не оставляли здесь в благодарность цветных лоскутков и камешков, огонь на алтаре давно погас. Сквозь пепел проросла трава, жертвенный камень обвил плющ.

С тяжелым сердцем двинулся Скиталец дальше и наконец увидел вдали высокую кровлю своего дома, забор, окружающий просторный двор, и устремился вперед, полный недобрых предчувствий.