Так началась эта борьба, продолжившаяся 160 лет. Сицилийские тираны Дионисий и Агафокл всю жизнь отдали борьбе с Карфагеном. Агафокл даже высадился в Африке. Но все было напрасно. Пунийцы захватывали у них земли, кусок за куском. К 70-м годам III века до н. э. Карфаген безраздельно господствовал на Западе. Иноземные корабли, вступившие без его ведома в сицилийские воды, карфагеняне топили, опасаясь торговой конкуренции. По словам Полибия, весь остров уже был в их власти, оставались одни Сиракузы. И в 264 году до н. э. карфагеняне решили наконец овладеть столицей. Но тут в дело вмешался новый народ, римляне.

Когда союзники римлян в Сицилии попросили их помощи в борьбе с пунийцами, сенаторы долго колебались. Они, разумеется, очень хорошо сознавали, как могуч и страшен Карфаген. Но они, по свидетельству Полибия, ясно поняли и другое: Карфаген стал владыкой всего Запада, он постепенно окружает Италию кольцом; еще немного, и Рим ждет судьба Сицилии (I, 10, 6–9). Однако Рим в то время еще не был великой империей. Он был первой среди италийских общин. Казалось, что ему не под силу тягаться с грозным Карфагеном. И сенат не решился на войну с пунийцами.

Но народ оказался смелее: он заявил, что хочет воевать с карфагенянами. Жребий был брошен. Двадцать четыре года без отдыха и без перерыва боролись римляне и карфагеняне на суше и на море. Наконец пунийцы были разбиты. Их вождь Гамилькар Барка попросил мира. Но прошло всего двадцать три года, и Ганнибал, сын Гамилькара, вторгся с армией в Италию. Теперь речь шла уже о самом существовании Рима.

Итак, тогда решались судьбы Европы на века. Если же мы вспомним, что это великое время породило и поистине великих людей, чьи образы стоят перед нами словно исполинские статуи и до сих пор вызывают восхищение или ненависть; что события развивались с такой драматической стремительностью, которой мог бы позавидовать автор самых увлекательных исторических романов, мы поймем, почему человечество все вновь и вновь обращается к этой эпохе. Прибавлю, что описал ее один из самых замечательных историков, Полибий. Причем писал он по свежим следам, расспрашивая очевидцев — карфагенян, римлян, греков и испанцев, — так что, читая его, чувствуешь дыхание того времени.

Особое внимание всегда привлекал пунийский полководец Ганнибал, которого Полибий называет «единственным виновником, душой всего, что претерпели и испытали обе стороны, римляне и карфагеняне» (IX, 22, 1–6). Все в нем вызывало восхищение потомков. Прежде всего он был несомненно один из величайших полководцев, а великими полководцами всегда восторгаются. Далее. Он обладал железной волей и необычайной целеустремленностью. Ничто не могло остановить его или изменить его планы. Он шел напролом через горы трупов и горящие города. А такие натуры всегда вызывают интерес. Затем особый романтический ореол придает ему само его поражение. Ведь недаром поэты любили воспевать Наполеона на Св. Елене, а вовсе не в зените славы. Наконец, действует какая-то историческая аберрация. Многие думают, что знаменитый полководец восстал против колоссальной Римской империи и долгие годы один на один боролся с этим Левиафаном, пока не пал в неравной борьбе. А между тем Рим тогда во многом уступал богатой и могущественной карфагенской державе.

Вот почему в глазах потомков Ганнибал затмил своего великого победителя Сципиона Африканского, человека гораздо более сложного, тонкого, загадочного, которого современники считали собеседником богов и сравнивали с упавшей с неба звездой. Это отношение между Ганнибалом и Сципионом с тонким юмором описал Лукиан, греческий писатель II века н. э. Он рисует такую фантастическую картину. Дух Александра Македонского собирается воссесть в Подземном царстве на трон, предназначенный для лучшего полководца. Внезапно путь ему преграждает чья-то тень. Это дух Ганнибала Африканца. Он дерзко утверждает, что много выше Александра. Все в смущении. Судья мертвых не знает, что предпринять. И тут к ним приближается кто-то третий. «Кто ты, любезный?» — удивленно спрашивает судья. «Италиец Сципион, покоривший карфагенян и победивший ливийцев в великих битвах, — следует спокойный ответ. — Я ниже Александра, но выше Ганнибала, которого победил, преследовал и заставил позорно бежать». И тогда убежденный судья дает первое место Александру, второе — Сципиону, третье — Ганнибалу («Разговоры в царстве мертвых»), Будучи прекрасным художником, Лукиан уловил и общественное настроение, и даже характер своих героев. Ганнибал громогласно требует себе первенства, а Сципион стоит в стороне и вмешивается лишь для того, чтобы защитить Александра. Такими они и остались в памяти потомков.

Апофеоз Ганнибала начался уже в античности. Причем, как ни странно, в Риме. Греки и римляне не имели обыкновения чернить своих врагов и клеветать на них на страницах истории. Гомер нарисовал троянцев не менее привлекательными, чем ахейцев. Эсхил глубоко сострадал павшим персам. Римляне не жалели красок, чтобы превознести своего врага Пирра. Они рисуют этого авантюриста настоящим рыцарем — великодушным, гуманным, благородным. Так случилось и с Ганнибалом. Цицерон с гордостью пишет: «Сограждане изгнали его, а у нас, мы видим, он, враг наш, прославлен в писаниях и памяти» (Cic. Sest., 142). Правда, о гуманности, благородстве и великодушии его не говорили. Зато превозносили его необычайный ум, силу духа, энергию, таланты.

В новое время слава Ганнибала еще возросла. Наполеон советует всем полководцам взять за образец Ганнибала[2]. Немецкий теоретик военного искусства Фон Шлиффен не находит ему равного в истории. Вот этому-то легендарному герою и посвящена предлагаемая читателям книга. Автор ее, Серж Лансель, член Французской школы в Риме, профессор Гренобльского университета, специалист по истории Северной Африки. Много лет он руководил раскопками в Алжире и Тунисе. Он участвовал также в раскопках самого Карфагена. Надо сказать, что у нас почти нет литературы, посвященной этому яркому времени. На русском языке существует всего три книги — Н. Н. Трухиной[3]; И. Ш. Шифмана[4] и моя[5]. Поэтому выход в свет работы С. Ланселя представляет собой очень радостное событие.

Итак, у нас есть сейчас две книги, посвященные Ганнибалу. При этом книги совершенно разные, и читателю будет очень любопытно сравнить их. Шифман — историк и специалист по семитическим языкам. Стиль его академичен и зачастую несколько труден для широкой публики. Лансель же — археолог, и это придает его книге особое своеобразие. Он всегда больше доверяет не письменным источникам, а тому, что выкопано из земли. Каждый, кто пишет о Ганнибале, начинает свой рассказ с описания Иберии, ибо детство карфагенского героя прошло в этой суровой и дикой стране. Обычно историки поступают следующим образом. Они приводят так называемые этнографические экскурсы, то есть описания быта и нравов иберов, принадлежащие перу античных путешественников. А Лансель вместо этого подробно рассказывает об археологических находках, сделанных в испанских городах. И это иногда совершенно меняет наше представление о тогдашней Иберии. Точно так же, желая определить границы пунийских владений в Испании, он привлекает не свидетельства древних историков, а данные раскопок. Оказывается, например, что во второй половине III века до н. э. испанские рудники были реорганизованы. Лансель делает вывод, что эта реконструкция связана с тем, что рудники попали в другие руки, именно в руки пунийцев. Это блестящий пример использования археологических данных в истории! Очень убедительны и очень интересны также соображения автора о том, что после битвы при Заме Карфаген благоденствовал и жил много лучше, чем его беспокойный победитель.