Я уже хотел было подколоть ее, но решил промолчать.

Больше всего я злился на нее за то, что она нарушила мое уединение. Очень долгое время у меня никого не было. То есть если мне надо было, то партнерши на одну ночь всегда были под рукой, но я всегда оставался один. А теперь вроде бы я больше не был один.

Стэн кивнул Лу и Джею, а потом подошел ко мне и сказал, что нам с Анджело предстоит вечером работенка. Мне пришлось сильно напрячься, чтобы не возразить против такого партнерства. У Стэна большие польские брови, которые нависают над его крохотными глазками.

– Джефферсон Хайтс. Вы наведаетесь к Фрэнку Зинкевичу, – сказал он, протягивая мне клочок бумаги.

Имя было мне смутно знакомо. Клиент был или председателем, или бывшим председателем, или юристом местного профсоюза портовых рабочих. Вроде бы стивидоры[5] попали под федеральную проверку, и в газетах говорили, что это только пробный шар. Они работали на партнеров Стэна, и их союз существовал только на те деньги, которые они за это получали, а больше я ничего и не знал.

– Сильно никого не калечить, – велел Стэн, – пока этого не нужно.

Он встал у меня за спиной и положил мне руку на плечо. Мне никогда не удавалось прочитать что-либо в его маленьких глазках, скрытых под разросшимися бровями, однако, на мой взгляд, секрет его успеха состоял в том, что в его лице не было и намека на милосердие – широкие славянские скулы над безгубым ртом казацкого налетчика. Если в Советах жили люди, которым было на все наплевать и которые готовы были порвать любого противника голыми руками, то эти люди наверняка были похожи на Станислава Птитко.

– Мне надо, чтобы этот парень все правильно понял, – пояснил Стэн. – Он должен быть в команде. Вот и всё.

– А мне для этого обязательно нужен Анджело?

– В любом случае он пойдет с тобой. Потому что я перестраховываюсь.

Стэн сказал еще, что мне надо получить кое-какие деньжата в Гретне[6] до того, как я встречусь с Анджело.

– Поэтому постарайся не опаздывать, – добавил он, кивнув на стакан с виски у меня в руке.

Сам он залпом опрокинул порцию «Столичной», и по стойке пустил пустой стакан бармену. В самой середине повязки на левом ухе Джорджа было видно желтое пятно.

Не глядя на меня, Стэн выпрямился и поправил галстук.

– И давай без стрельбы, – неожиданно произнес он.

– Что ты сказал?

– Помнишь того водителя грузовика в прошлом году? Так вот, я не хочу, чтобы кого-нибудь подстрелили из-за чьих-то расшатавшихся нервов. Поэтому я говорю и тебе и Анджело – пушки оставьте. Не дай бог я узнаю, что вы взяли их с собой.

– А этот парень точно там будет?

– Не волнуйся. Я об этом позаботился.

Он отошел и остановился рядом с Кармен. Взасос поцеловав ее, стиснул ей грудь. Я почувствовал, как во мне просыпается дикарь.

Потом Стэн вышел через заднюю дверь, а Кармен со скучающим видом так и продолжала курить за стойкой. Я размышлял над тем, что Стэн сказал об оружии.

Честно сказать, это показалось мне странным.

Кармен волком смотрела с дальнего конца стойки, а Лу и Джей, заметив это, стали рассуждать с ней о том, каким расслабленным стал Стэн после того, как она с ним сошлась. Здесь была доля правды, но вызвало это у меня только беспокойство, и где-то в глубине души я почувствовал стыд. Одним глотком я прикончил свой виски и заказал очередную порцию.

У Кармен были длинные светло-каштановые волосы, которые она носила завязанными в узел на затылке. Кожа на ее миловидном лице была грубой, и пудра собиралась комочками в ее маленьких неровностях; правда, увидеть это можно было только с очень близкого расстояния. Она напоминала мне выпитый бокал с коктейлем, в котором осталась только шкурка от лайма на подтаявшем кубике льда.

Мне кажется, мужчинам она нравилась из-за той ауры чувственности, которая ее окружала. Смотришь на такую и понимаешь, что она готова на все. Конечно, это очень сексуально, но долго выносить этого нельзя. Я знал о ней некоторые вещи, которые не знал даже Анджело. Ну, всякие истории про то, как она одновременно с несколькими парнями… А один раз она предложила мне пригласить подружку, чтобы разнообразить наш секс.

Такие вещи не по мне. А в то время я еще испытывал к ней романтические чувства, которые, как я сейчас понимаю, были совсем не к месту.

Мне кажется, что она больше удовольствия получала от измен, чем от простого секса. Как будто она постоянно хотела кому-то за что-то отплатить.

Однажды она обвинила меня в том, что я ее избил, но я ей не поверил.

Она была актрисой в душе, и драма значила для нее больше, чем правда. Хотя должен признаться, что плохо помнил, что именно происходило в ту ночь.

И вот сейчас в баре Лу сказал ей что-то вроде: «А ты умеешь сделать мужика счастливым».

– Никто не может сказать, что я не стараюсь, – ответила Кармен.

Все они рассмеялись, и мне показалось, что 9-миллиметровый пистолет у меня за поясом стал горячее. Конечно, пристрели я их прямо на месте, удовольствия бы мне это не доставило, но я был просто зол на весь мир и не хотел умирать от этой болезни, как мне предсказал врач.

Бросив несколько банкнот на стойку, я вышел из бара. Пару ночей назад я здорово набрался текилы, и мне пришлось оставить тут свою тачку. Так она и стояла – здоровый пикап F-150, 1984 года выпуска. Шел 87-й год, но мне нравились более ранние модели – квадратные и приземистые, настоящие аппараты для мужчины, а не какие-то игрушки. Я пересек скоростную трассу Понтчартрейн и продолжал ехать, не включая радио. В голове моей роились разные мысли.

Гретна. На Франклин-стрит я попытался вспомнить, когда последний раз занимался выбиванием долгов. Солнце, мелькавшее между деревьями, казалось, требовало, чтобы я им восхищался, но мне было не до этого. Я попытался представить себе, что это такое – быть мертвым, но моего воображения на это не хватило.

У меня возникло то же безысходное и удушающее чувство, которое было у меня в двенадцать-тринадцать лет, когда я только начинал работать на хлопковых полях. Мешок на плече, и мистер Бэйдлс на лошади со свистком в зубах, которым он руководил ребятами из приюта для трудных подростков. И так каждое утро в тот август. И это ужасное ощущение бесконечности твоего труда. Это чувство, что ты «Не Можешь Победить». После недели такой работы я впервые заметил водяные волдыри на своих руках – это произошло, когда я уронил вилку и понял, когда пытался ее поднять, что ничего не чувствую руками. Держась за руль, я посмотрел на нынешние твердые мозоли на своих пальцах, и меня охватила злоба. Как будто меня кто-то обманул. А потом я подумал о Мэри-Энн, своей матери. Она была слабой, но умной женщиной, которая предпочитала прикидываться дурочкой. Но сегодня было не время вспоминать ее.