– Можно бы и не грубить, мистер.

– Я прошу вас, ну пожалуйста, – вмешалась Рокки, – плюньте вы на это. Мой дядька нормальный мужик.

Они опять посмотрели друг на друга, в то время как я не отрывал от них взгляда; я почувствовал, как на лбу у меня вздулась вена. Наконец сосунки прекратили сверлить меня своими взглядами, кивнули ей с претензией на элегантность и вернулись к своей игре, даже не обернувшись.

– Боже, приятель, – сказала девушка, – что это на тебя нашло?

– Мы здесь не для того, чтобы знакомства заводить, – заметил я, отхлебнув виски. – Тебе это понятно?

– Не знаю. Если бы ты оторвал головы этим двум, то это никак не помогло бы нам сохранить анонимность.

Я промолчал, но про себя заметил, как быстро и легко смог подавить приступ ярости, который вполне мог привести к тому, что я искалечил бы этих несчастных.

Эта ярость всегда жила во мне. И всегда была готова вырваться наружу.

Но сейчас это было бы неправильно, принимая во внимание ситуацию и то, кем была эта девчонка. Сосунки посматривали на нас от бильярдного стола и переговаривались между собою. Я прихлебывал пиво, рассматривая плакат с группой поддержки «Сэйнтс»[21]. Взгляд, которым Рокки смотрела на меня, изменился – он стал более настороженным. Свет от музыкального автомата падал ей на лицо и заставлял ее глаза ритмично мерцать. Я смотрел на них.

– В чем дело?

– У тебя зеленые глаза. Я никак не мог определить.

– Ни фига себе, приятель. А тебе не кажется, что ты немножко странный?

– Ты зачем их пригласила? – спросил я, закуривая сигарету.

– Хотела попросить у них закурить. А теперь воспользуюсь твоими. – Она засунула руку в карман моей куртки и выудила пачку «Кэмел». Достав одну сигарету, положила пачку на место. Все ее жесты были очень хорошо рассчитаны и в то же время выглядели совсем неумелыми.

– Неправда.

– А ты откуда знаешь? – Теперь она играла роль соблазнительницы.

– У многих людей, когда они врут, глаза косят в левую сторону.

– Кончай прикалываться.

– Нет, правда.

– Мои не косили.

– Голову даю, да.

Рокки рассмеялась и зажгла сигарету. Когда она глубоко затянулись, ее глаза закрылись от удовольствия. Она позволила дыму медленно вытечь изо рта. Ее голос звучал низко, почти призывно.

– Ты же сказал, что мне понадобятся деньги, правильно? То есть я хочу сказать, что мы оба с этим согласились.

Звенящий, одинокий звук перекрыл шум бара – музыкальный ящик заиграл белыми и розовыми цветами.

– Для тебя это слишком мелко. Ты только не обижайся. Ты еще слишком молода. Может быть, ты захочешь достичь чего-то большего в будущем.

Она подошла ближе и положила руку на мою кисть. По руке и предплечью прошла волна тепла.

– Мне это тоже не нравится, приятель. Но все мои деньги остались там, в городе.

– Ты вполне могла заставить меня в это поверить, но перегнула палку.

Рука на моей кисти была лишней. Перебор.

Однако своей руки я не отнял, а она отступила слегка назад, с приоткрытой и дрожащей нижней губой.

– Да все нормально. – Я допил виски. – Просто не пытайся играть со мной, детка. Ни к чему хорошему это тебя не приведет.

Сложив на груди руки и сжав зубы, она стала заводиться, но я остановил ее прежде, чем она заговорила.

– Успокойся. Просто прекрати это. Прекрати изображать из себя какую-то оторву, со всеми этими твоими полунамеками. Договорились? И я оставлю тебя в покое.

Я поставил бутылку и увидел, как ее губы расслабились. Она топнула ногой.

– Послушай, я тебе кое-что предлагаю, – продолжил я, – и поверь мне, это гораздо больше того, что получало от меня большинство людей на земле. Я говорю тебе: будь честна со мной. Если не будешь пытаться запудрить мне мозги, то и я буду с тобой честен. А если я не могу тебе верить, то и ехать со мной ты не можешь.

– Так, значит, ты об этом уже подумал? – Рокки решительно стряхнула пепел. – Мы сможем прятаться вместе?

– Может быть. На какое-то время. А теперь расскажи мне все.

– Что именно?

– Откуда ты взялась?

– Хорошо. Но ты первый. – Она затянулась, выпустила дым и опустила сигарету. – Откуда ты взялся?

– Таких, как я, называют «перекати-поле», – пожал я плечами, одним глотком прикончил пиво и потушил сигарету. – А еще сегодня утром я узнал, что умираю от рака.

– Мне кажется – погоди-ка… Что ты сейчас сказал?

– Сегодня утром.

– Ты… а ты не врешь?

– Ты первая, кому я сказал. – Я откашлялся, покачав головой.

– О, боже! Мне так жаль, приятель. У меня была тетка… Подожди. А ты не врешь мне? Ты мне действительно говоришь правду?

– А ты посмотри на меня. У меня полные дерьма легкие, и я скоро умру. И узнал я об этом сегодня утром.

– Бог мой, приятель… У меня тетка болела раком. Так он сожрал ее живьем. Превратил в настоящий скелет.

– Хватит, я больше не хочу об этом говорить. И не хочу, чтобы ты мне об этом напоминала. И вообще, ты меня слишком мало знаешь, чтобы горевать об этом.

Я закурил очередную сигарету, и она уставилась на нее, широко открыв глаза.

– Послушай, а разве тебе…

– А какой смысл бросать? – спросил я, выпуская кольцо дыма.

– Вау, а ты крут, приятель.

Алкаш со следами ожогов на шее проскользнул между нами, направляясь в туалет. На пороге он споткнулся.

– А у тебя нет… – спросила Рокки, – я имею в виду, у тебя нет девушки? Или семьи? Ну, кого-то, кому надо сообщить?

– Нет. Я что только что сказал насчет напоминаний?

– Прости. Черт. – Рокки тихонько рассмеялась себе под нос. Когда она улыбалась, ее лицо расцветало, а глаза начинали светиться, и в них появлялись искорки.

– В чем дело? – спросил я.

– Ну и денек тебе выдался, приятель! Правда?

– Да уж, не приведи господь.

Я вспомнил дом Зинкевича, три фигуры в холле, вскрытый череп Анджело; но приятнее всего было вспомнить о том, как быстро я двигался, как мои мысли и движения были абсолютно синхронны. Как будто это ожидание смерти уничтожило все ненужное во мне и сделало меня быстрее, сделало меня настоящим, как это происходило с ковбоями и рыцарями в моих любимых фильмах. Поэтому даже тогда в баре, вместе с ней, я почувствовал, как меняюсь, как становлюсь кем-то другим.