Наверное, он, Сухов, просто повзрослел — сделал вывод Олег. Пропал прежний азарт, прежнее рвение, желание преуспеть. Он добился столь многого, что впору делиться с неудачниками!

Щербина на каменной мостовой заставила его споткнуться и отпустить чёрта. Прохожие заулыбались, радуясь магистерской оплошке.

— Ур-родцы… — выцедил Сухов.

Если бы он ещё и растянулся на камнях, восторг толпы предела не имел бы.

— Вода, вода! — послышался звонкий мальчишечий голос. — Холодная вода из цистерны Аспара! Вкусная! Кому водички?

Сухов узнал одноглазого Никитку Хромца, маленького калеку-водоноса. Согнувшись под тяжестью двух бурдюков, перекинутых через худенькое плечо, Никитка побрякивал оловянными стаканчиками.

— Ну-ка, налей мне, — остановился Олег.

— Мигом, господин!

Обрадованный водонос доверху наполнил стакан и поднёс Сухову. Магистр выпил с удовольствием. Действительно, холодная…

— Держи, — сказал он, вкладывая в протянутую ладонь серебряный милиарисий.

— А у меня сдачи не будет… — протянул Хромец.

— А и не надо! — отмахнулся Олег и пошагал дальше, оставив за спиной осчастливленного Никиту. Легко быть добреньким…

Обычно Сухов следовал принципу: «Не спеши творить добро!» Не повинуйся порыву, подумай, не умножит ли содеянное благо твои горести? Легче жить недоброму… Но иногда можно себе позволить благость.

Ободрившись, Олег прибавил шагу, устремляясь к форуму[10] Аркадиана, где располагался так называемый Дом Василия, он же Дом Варвара — дворец, в котором поселялись воины-наёмники, принятые в среднюю этерию.

В разные годы императора оберегали и варяги, и норманны. Под командованием Сухова служили и двухметроворостые северяне из хирда[11] доблестного ярла Олафа, сына Харальда Змееустого, и молчаливые, очень дружные йомсвикинги[12] из Юмны,[13] и варяжская дружина Либиара из Хенугарда.[14] Но больше всех Олег любил «ребятишек» светлого князя Инегельда Боевой Клык, ныне как раз и занимавших Дом Варвара.

В одном строю с дружиной князя он повоевал немало, покоптился у одного костра, погрёб в одной лодье, не раз спасал товарищей от смерти неминучей, а они бросались на помощь ему, своему аколиту, некогда такому же варягу, молодому бойцу-дренгу по прозвищу Полутролль.

Дружина Инегельда числом не поражала, едва ли большая сотня[15] мечей набралась бы, зато все были как на подбор — отличники боевой и политической подготовки. И были среди них лучшие из лучших — тринадцать витязей прекрасных, знаменитая «Чёртова дюжина» Боевого Клыка. Когда-то и Олег Полутролль числился в её рядах, чем весьма гордился. «Чёртова дюжина» всегда была на передовой. Брали город приступом, а тринадцать добрых молодцев уже за стенами крепости, побивают стражу у врат и впускают своих внутрь. Сталкиваются лодьи с арабскими сафинами,[16] зачиная морской бой, — «Чёртова дюжина» первой идёт на абордаж. И к кому ещё обратиться магистру и аколиту за помощью? Кого брать с собою в чёртов Киев, понуждать чёртовых славинов надрать задницы чёртовым хазарам? «Чёртову дюжину», разумеется…

Князя Инегельда Олег приметил ещё с улицы — Боевой Клык стоял в одной рубахе на ступеньках у входа и озирал Мессу. Вид у него был героический — больше всего князь походил на завоевателя, только что поправшего знамя противника и занявшего его крепость.

— Приветствую высокое начальство! — радостно протрубил Инегельд.

— Здорово, Клык.

— Проходь, дёрнем по маленькой. День-то какой! Грех не выпить.

— Повод уж больно сомнительный, — улыбнулся Сухов, крепко пожимая громадную лапищу князя. — Я на минутку. Тут такое дело… Это самое… Мне срочно нужна «Чёртова дюжина» в полном составе.

— И я?

— Кстати, да. Куда ж без тебя…

— А то! И куды именно без меня — ну, никак?

— В Киев, князь. Мою особу беречь будете.

— Ага… Куда и чего — ясно. А когда?

— Сегодня. Это самое… Чем быстрее туда, тем скорее обратно.

— По рукам!

Распрощавшись, магистр повернул обратно — домой. Шёл и думал, как, в принципе, бессмысленна жизнь. Один наихристианнейший венценосец затеял евреев гонять, другой самодержец, приверженный иудейству, принялся крещёных казнить, а теперь венценосная особа, коя первой начала, жаждет и бойню устроить, и не запачкаться. А смысл? Почему славины должны теперь кровь пускать, себе и хазарам? Чего для? И всегда так — вышестоящие накосячат, наворотят, а «выпрямлять» приходится нижестоящим, теряя здоровье, а порой и само житие.

Философический настрой привёл Сухова в равновесие, но хрупкий, едва обретённый покой ненадолго задержался в душе — на форуме Константина Олег стал свидетелем безобразной сцены. Справа от колонны, подымавшей над площадью золотую статую равноапостольного императора, располагался Нимфей — каскад бассейнов с гротами и арками, со статуями и чашами фонтанов. На краю Нимфея гомонила толпа. Сухов пригляделся и сморщился в гримасе отвращения — двое дюжих молодцев окунали в воду визжащего иудея, а толстый священник крестил его. Еврей лупил глаза, хватая воздух перекошенным ртом, и брыкался — руки его были связаны. Наконец ему удалось чувствительно задеть одного из молодчиков — тот упал, но и сам иудей не удержался, скрылся под водою. А в руках доброхотов уже билась, крича и рыдая, черноволосая девушка, наверняка Сара или Суламифь.

— Эй, доставайте! — кричали в толпе. — Никак утоп!

— Ничего, — успокаивали их другие, — лучше крещёным в рай попасть, чем нехристем жить!

— Евлогий, чего встал? Тащи девку!

— Сымай с неё всё! Покрестим!

— Гы-гы-гы!

Олег круто свернул в переулок, углубляясь в регеон[17] Арториан. Настроение снова упало в минус.

Он мог спасти эту евреечку, но не стал — опасно сие. И дело даже не в молодчиках, которых базилевс лишил химеры совести. С толпою Сухов справился бы. В крайнем случае, достал бы меч из ножен. А что потом делать? Выслушивать слезливые слова благодарности от спасённой Сары или Суламифи? А кто будет спасать его собственную жену и дочь от погрома? Кто защитит «пособника иудеев»? На титул магистра рассчитывать не стоит, да и надолго ли он его сохранит? Найдутся сметливые людишки — тут же нашепчут кому надо о предосудительном поведении «Олегария», поступающего наперекор благим намерениям Божественного императора. А тот сделает оргвыводы…