Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понятно, – усмехнулась я, – начальник кредитного отдела коммерческого банка, занятой человек!.. Как звали погибшую?
– Карина Овсепян.
– Она что, армянка?
– По отцу. Мать у нее, похоже, русская.
Андрей достал из ящика стола фотографии, протянул мне. На первой была изображена яркой внешности девица с дерзким взглядом. Она была необычайно хороша: огромные карие глаза под пушистыми ресницами и соболиными бровями, с копной золотых, просто роскошных волос. Одета девушка была в довольно откровенную кофточку, которая облегала ее пышный бюст и тонкую талию. На шее у нее блестела золотая цепочка, в ушах были длинные сережки, на запястье – браслет. На другой фотографии эта же девушка лежала на полу какой-то комнаты в неестественной позе. В груди ее зияла дыра, белая майка была в крови, по полу расползлась лужица темной жидкости.
– Так ее застрелили? – удивилась я, внимательно рассматривая фотографию.
– Да, из «макарова». Причем стреляли практически в упор. На маечке, в том месте, где входное отверстие, – следы пороха…
– А следы борьбы?
– Одежда не порвана, но на запястье и предплечье патологоанатом обнаружил несколько синяков.
– Значит, борьба была, хотя, скорее всего, небольшая или короткая… Ну и за что, по-твоему, ему ее убивать?
– Да откуда я знаю?! – вскипел Мельников. – Следствие еще только начато. Может, в тот день она ему не дала!
– Вскрытие уже было? И что, половой контакт не имел место?
– Вскрытие было, но результат мне еще не принесли. Однако при осмотре квартиры на постели мы нашли простыню со всеми, извиняюсь, вытекающими последствиями.
– Значит, контакт все-таки имел место… А говоришь, не дала!..
– Так еще вопрос кому! Может, она в тот день сыночка у себя принимала, а папочка явился, так сказать, не в то время…
– Соседи слышали какие-нибудь крики, шум? Кроме выстрела, разумеется.
– Слышали, – кивнул Андрей, – причем дважды. То есть в тот день он был у нее довольно долго: голубки успели поссориться два раза.
– А это точно был Удовиченко-старший?
– Его видела соседка по лестничной клетке… Слушай, мать, – насторожился вдруг Мельников, – а что ты все расспрашиваешь, а? С какой целью выпытываешь, ну-ка колись!
– Да так просто. Ты же знаешь: я страдаю запущенной формой любопытства… Вообще-то, Андрюша, мне кажется, что папочка здесь ни при чем. Это, конечно, так, навскидку. Если покопаться в деле поглубже…
– Ага, размечталась! Покопаться ей захотелось! И вообще, что ты, в самом деле, прицепилась к этому случаю? Своих дел нет?
– Нет, – кивнула я.
– Давно?
– Вот уже полчаса.
– Круто! Ну так и радуйся: можешь отдыхать. Я бы на твоем месте поехал куда-нибудь на природу… И лучше с молодым человеком.
– Ты? С молодым человеком? – Я подозрительно посмотрела на моего друга. – Андрюша, извини, не замечала раньше в тебе подобных наклонностей.
– Я имею в виду, тебе надо поехать на природу с молодым человеком!
Мельников сделал недовольное лицо и налил себе еще воды из чайника.
– А-а… мне… А я уж было подумала…
– Так вот, я о той горничной, – резко сменил тему Андрей. – По всему видно, ушлая девица! Мадам Удовиченко сказала, что, пока она еще у нее работала, из дома пропадали кое-какие вещи. Мелочь, конечно, но все-таки…
– А что именно пропадало? – уточнила я.
– Перстень этой дамочки, золотой, с бирюзой. Потом еще цепочка, тоже золотая. Серебряный кулон в виде сердечка с фианитом…
– Она обращалась в полицию?
– Нет, сказала, что, мол, для нее это не слишком большая потеря, а видеть полицию у себя в доме ей не особо нравилось.
– Я даже догадываюсь почему, – усмехнулась я.
– Да? И почему же?
– Скорее всего, мадам Удовиченко подозревала, что кто-то из ее мужчин имеет связь с этой девицей и пропавшие вещи – это следствие их благосклонности к своей пассии. Говоришь, потом, после ухода из дома Удовиченко, девушка принимала на квартире и папочку, и сыночка?! Правильно, чего теряться! Небось и подарки с обоих брала, – усмехнулась я.
– Да, похоже, что так, – кивнул Андрей, шумно потягивая чай. – В квартире нашли кое-какие украшения… Причем одни дорогие, другие – не очень. Думаю, те, что дорогие, дарил девушке отец, а те, что подешевле, – сын.
– И ведь никто не доказал, что девушка воровала украшения, пока работала в доме. Может, действительно «бедный» студент сам тырил их у родной мамочки для своей дамы сердца… А версию, что убил сын, вы не рассматривали?
– Да почему же?! Рассматриваем и ее. Все рассматриваем, причем под лупу. Но я же сказал: следствие еще только началось, материал собирается…
– Но папочка в роли убийцы тебе нравится больше?
– При чем здесь нравится или не нравится? Просто соседка видела, как он приходил к девице в тот день, и слышала шум ссоры. А поругаться, как я сказал, они успели два раза, хорошо так поругаться, соседка даже им в стену стучала: мол, потише там, а то сериал мешаете смотреть!
– Соседка, конечно, бабушка – божий одуванчик, – предположила я.
– С чего ты взяла?
– Кто еще смотрит эти «сопливые» сериалы!
– Да, соседка – пенсионерка, но ей не девяносто восемь с половиной, она все прекрасно слышит и видит…
– В дверной глазок.
– Да хоть бы и так! Что бы мы вообще делали без таких вот бдительных бабулек-пенсионерок?!
Я отставила свой пустой бокал в сторону:
– Да, ты прав… Спасибо тебе за чай, Андрюша. Пойду, пожалуй, не буду отвлекать тебя от работы.
Я встала, Мельников тоже поднялся со своего места:
– Тебе спасибо, что навестила, проведала… Как ты там… вообще?
– Ничего, как видишь, жива-здорова, работаю…
– А я просто пашу, как верблюд на целине!
– Сочувствую вам, господин полицейский, и надеюсь еще увидеться с вами. Ну, пока!
Я направилась к двери. Мой друг пошел меня провожать:
– Давай, мать, наведывайся хоть изредка!
– Наведаюсь, не сомневайся, еще выгонять меня будешь!
Я вышла из здания РОВД и направилась к своей машине. Тут мой взгляд случайно упал на стоящую неподалеку «Ниссан Ноту» оливкового цвета. В ней на водительском месте сидела та самая мадам Удовиченко, которая плакала в кабинете Мельникова, уговаривая его выпустить ее невиновного мужа. Женщина почему-то до сих пор не уехала домой, хотя было непонятно, чего она собирается здесь высидеть?
Не знаю зачем, наверное, просто по какому-то наитию, но я подошла к ней. Женщина смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. Когда я приблизилась, она медленно перевела взгляд на меня. Глаза ее были красными, значит, она наплакалась тут всласть, пока мы с Андреем мирно беседовали.