– Мне кажется, что вы о чем-то другом хотели поговорить со мной, нет? – напомнил Быков.

– О другом? Нет, уважаемый Алексей Алексеевич, не о другом, а о том самом. Я хотел вам предложить мирное соглашение – вы не мешаете работать мне, а я не мешаю вам. Взаимовыгодное сотрудничество, если хотите. Вы в своей погоне за нарушителями Устава, со своей неуемной энергией в «охоте на ведьм» нервируете сотрудников, отвлекаете от выполнения своего долга. Остыньте немного. Я не буду мешать вам там, где ваше вмешательство необходимо, а вы, уж извините, советуйтесь со мной, посвящайте меня в свои планы!

– Надеюсь, что вы этим разговором преследуете самые благие цели, – кивнул головой Быков. – Я никогда не действую вне рамок закона – это отличительная черта моего характера и мой конек. В данном случае, по положению, я подчиняюсь только одному должностному лицу – начальнику ГУВД. Согласен, когда возникнет необходимость, когда на каком-то этапе дело коснется ваших непосредственных подчиненных, я подумаю о том, чтобы посоветоваться лично с вами. Но только в том случае, если у меня не будет оснований полагать… Кстати, вы, по-моему, куда-то спешили.

– Знаете, Алексей Алексеевич, – уже приоткрыв дверь и выставив одну ногу на асфальт, нахмурился Рамазанов, – есть одна хорошая поговорка, не рекомендующая мочиться против ветра. Так вот…

– Всего доброго, товарищ полковник, – перебил его Быков.

– Ну-ну, – усмехнулся тот и вылез из машины.

Быков завел мотор и рванул с места. Краем глаза он заметил проходившего мимо Антона Копаева. А может, это просто ему показалось. Что-то подсказало Быкову, что нужно менять все планы, и он, позвонив Антону на мобильный телефон, перенес встречу на тридцать минут позже и на конспиративную квартиру.

Антон явился вовремя. Как всегда, с порога пронзил начальника своим холодным взглядом, усмехнулся и уселся в кресло ждать объяснений. Быков эту манеру своего подчиненного уже усвоил и перестал сопротивляться. Пока ему все не скажешь, Антон не отстанет – не мытьем, так катаньем, но своего добьется. Лучше уж время не терять и объяснить все сразу.

– Я тут подумал, Антон, – начал Быков, хмуря свое рыжее безбровое лицо, – и решил, что, наверное, ты прав.

– Вы решили меня еще какое-то время использовать нелегально? А что хотел от вас этот полковник? Кажется, это был Рамазанов.

– Этот Рамазанов – теперь заместитель начальника ГУВД и моя головная боль.

– Он вам угрожал? Требовал лояльности?

– Ты что, по губам научился читать? Или подслушивал?

– Я просто решил прогуляться мимо, когда он выходил из вашей машины, – улыбнулся Антон. – Честное слово – случайно! А что это там он намекал про ветер, против которого не рекомендует чего-то делать?

– Расслышал, значит, – ворчливо проговорил Быков. – Ну а раз расслышал, то и спрашивать нечего. Разговор вышел не очень приятный, заносчивый какой-то.

– Ладно вам, Алексей Алексеевич, я же понял, что он вам угрожал. Пытался вербовать вас в союзники, чтобы ненароком его людей не задели, да?

– Примерно, – неприязненно проскрипел Быков. – И, самое главное, у меня на него ничегошеньки нет. Знаю, что личность неприятная, знаю, что по головам лезет вверх, а предъявить нечего, даже намеков нет. Очень осторожная сволочь, грамотно свои делишки обставляет. Не может такого быть, чтобы у него связей в криминальной среде не было.

– И никаких «хвостов»?

– «Хвосты» есть, но только «хвосты». Этот Рамазанов – один из тех, кто возил чемоданами деньги в Москву во время внеочередной переаттестации, когда из милиции полицию делали. За многих полковников возил, когда их подчиненные наличными скидывались из своих скудных зарплат. А кое-кто и кредиты в банке брал, чтобы свое место в новой структуре купить.

– Алексей Алексеевич, – улыбнулся Антон, – я все хочу вас спросить: а вы-то как сами через переаттестацию прошли? Вас-то как пропустили? Или вы тоже платили?

– А ты можешь представить себе дурака, который бы предложил мне заплатить за это? Кто-то мою фигуру проворонил в то время. Да и я тогда начальником Управления не был.

– А сейчас многие бы дорого заплатили, – усмехнулся Антон, – чтобы вас с этой должности убрать или вообще из органов.

– Так, давай-ка к делу, лейтенант! – недовольно проворчал Быков. – Это все эмоции, а они нашей работе помеха. Рамазанов у нас пока в планах стоит, как пожарная каланча в тумане. И знаешь, что есть, знаешь, что не маленькая, а глазом не видна. Чтобы доказать нарушение Рамазановым долга, его отношение к противоправным действиям или к совершенным преступлениям, мне нужны доказательства бронебойные, термоядерные. Его «на арапа» не возьмешь. Его и с доказательствами взять будет не так просто, потому что за него вступятся такие могучие силы, которые… которые умудрились за спиной правительства превратить хорошую идею с реформой МВД в чистую клоунаду, к тому же капитально заработали на этом. Так что я двадцать раз подумаю, чтобы тягаться с Рамазановым в весовых категориях. И ты это запомни, дружок!

В этот день Антон всегда приезжал на могилу матери. Это был его день памяти. Не день, когда ее хоронили, не день рождения, а именно день смерти, как его определили эксперты. Антону всегда казалось, что все произошло именно в тот день и час, когда мамы не стало. Именно тогда, когда она, изувеченная, перестала дышать после нескольких часов, что пролежала под обрывом реки, он и почувствовал ту боль в груди. Он был еще подростком, школьником, он еще не имел опыта душевных переживаний, опыта сострадания. Поэтому эта глубокая боль его так и шокировала. Тем более что он почувствовал связь с мамой на расстоянии. Никогда он не задумывался об этом, не чувствовал этой связи, а тут, в момент ее смерти…

Теперь Антону казалось, что она так и не прервалась, что существует до сих пор. Он никогда и никому не рассказывал, как раз в год приходит на могилу мамы и разговаривает с ней. Он смотрит на выгоревшую фотографию на памятнике и слышит в себе ее голос. И каждая такая встреча придает ему силы, добавляет чего-то такого, что помогает жить. Наверное, это и есть материнская любовь, которая не оставляет детей и после смерти.

Антон неторопливо шел привычным маршрутом по тщательно выметенным дорожкам старого Сибирского кладбища. Вот уже много лет оно числится действующим лишь условно, потому что хоронить на нем разрешают лишь родственников тех, кто был похоронен раньше. Антон видел много новых могил, новых памятников внутри оградок.

Для него расхожая шутка на тему, что жизнь очень вредна для здоровья, потому что от нее даже умирают, имела свой глубокий смысл. Как-то так сложилось в его голове, что не смерть стояла за трагедией в его семье, а именно жизнь. Смерть – это так, формулировка. А умирают люди, трагически гибнут именно от жизни. Она калечит, она убивает, она лишила его матери.

Вот и могила актера Екатеринбургского драмтеатра Владимира Павловича Кадочникова. Эта могила – последний шаг перед вступлением в прошлое, когда Антон еще мог смотреть на мир обычным взглядом. Уникальный ведь актер, его надо было снимать и снимать, а он сыграл едва ли в трех фильмах. И самая известная роль, по которой актера запомнили миллионы зрителей, фактически эпизодическая, но как сыграна. Это роль подпоручика Семена из фильма «Белое солнце пустыни».