Водолаз поднырнул под камеру, появился с другой стороны, ухватил сначала ее, а затем свисающую ступню. И тут она отвалилась. Камеру прижало к острой пружине матраса, она с треском лопнула, с шумом вырвался воздух. Детектив Осорио закричала офицеру, чтобы он бросил превратившуюся в желе ступню на берег. «Вечное противостояние власти и смерти», — думал Аркадий, пока зеваки вдоль заградительной ленты хлопали и смеялись.

— Обычно уровень их профессионализма гораздо выше, волнуются из-за вас… Капитан никогда вам этого не простит, — шепнул Руфо.

Видео продолжало фиксировать развитие событий — другой детектив спрыгнул в воду. Аркадию захотелось, чтобы объектив захватил лучи солнца, отражающегося в окнах катера. А камера продолжала тонуть. От тела отделилась рука. Чем больше усилий прилагали люди, находившиеся в воде, чтобы спасти положение, тем хуже оно становилось. Капитан Аркос щедро вносил свою лепту указаний по подъему тела из воды. Когда водолаз попытался взяться за голову, лицо поплыло под давлением его рук и соскользнуло с черепа, как виноградная кожица, отделившись плавно от шеи; это было похоже на попытку поднять человека, который разваливался на части, нисколько не смущаясь зловонием собственного разложения.

Откуда-то пролетел любопытный пеликан, оранжевый как фламинго.

— Я подозреваю, что идентификация тела будет проходить с большими осложнениями, чем предполагал капитан, — сказал Аркадий.

Водолаз подхватил челюсть, выпавшую из черепа, и ловко забросил ее на берег в то время как детективы доставали беспорядочные черные распухшие части тела из сдувшейся автомобильной камеры.

…А над заливом как будто бы вспыхнул пламенем золотистый купол, и здания набережной Малекона начали окрашиваться в свои неправдоподобные цвета: лимонно-желтый, розовый, пурпурный, аквамариновый.

«…Потрясающе красивый город», — подумал Аркадий.

Свет из высоких окон прозекторской Института судебной медицины ровно падал на три стола из нержавеющей стали. На крайнем правом столе лежал торс neumatico и другие части тела, разложенные так, словно со дна морского достали элементы античной статуи. Вдоль стен расположились эмалированные шкафчики, весы, рентгеновская установка, раковина, полочки для образцов, морозильная камера, холодильник и ведра. Вокруг Руфо и Аркадий расставили свои стулья, образовав полукруг. Прежде Аркадий не заметил, как лоб Руфо был изуродован рубцами.

— Капитан Луна хочет, чтобы вы наблюдали отсюда. Вскрытие проводит доктор Блас, — Руфо терпеливо ждал, пока Аркадий поймет, что от него ждут какой-то реакции.

— Тот самый доктор Блас?

— Тот самый…

У доктора Бласа была щегольская испанская бородка. Он стоял над тем, что некогда называлось телом neumatico в резиновых перчатках, темных очках, держа в руках жесткую щеточку. Лишь тогда он показался удовлетворенным, когда скрупулезно собрал все части, измерил их, методично изучил на предмет особых отметок и татуировок — исключительно сложная задача, принимая во внимание то, что кожа буквально растекалась при попытке коснуться ее. Процесс вскрытия мог занять как два, так и четыре часа. Тем временем Осорио вместе с двумя специалистами изучала содержимое камеры и рыболовной сети; части тела, оставшиеся внутри, решили пока не вынимать, чтобы не повредить их. Капитан Аркос стоял с одной стороны, Луна отступил на шаг назад. Аркадий отметил, что голова Луны была похожа на крепкий черный кулак с красными воспаленными глазами.

Осорио извлекала из пластикового пакета свернутую пачку американских долларов и брелок с ключами. Отпечатки пальцев на них не могли уцелеть, поэтому она тут же передала находку офицеру. Было в энергичности и четкости действий Осорио что-то привлекательное. Она деловито развесила мокрую рубашку, шорты и нижнее белье на вешалке.

Во время работы доктор Блас диктовал комментарии в микрофон, прикрепленный к лацкану пиджака.

— Порядка двух недель в воде, — перевел Руфо и от себя добавил: — Было очень жарко, шли проливные дожди, очень высокая влажность даже для этих мест.

— Вам приходилось наблюдать вскрытие до этого? — спросил Аркадий.

— Нет, но это очень любопытно… и, разумеется, я слышал о докторе Бласе.

Проводить вскрытие тела на такой стадии разложения было так же сложно, как очищать яйцо, сваренное в мешочек. Пол был очевиден, но решительно невозможно определить возраст, расовое происхождение, вес, когда тело налилось водой… Нет и отпечатков пальцев, дрейфующих в воде неделями и склеванных рыбами до костей. Когда Блас проколол брюшную полость, струя газов с шумом вырвалась наружу, потом он сделал надрез через грудь к области паха — поток черной воды и жидкой массы залил стол. Взяв ведро, его помощник проворно собрал выплывшие внутренности. Все нарастающая вонь, словно болотный газ, заполнила комнату… Аркадий порадовался тому, что оставил свое дорогое кашемировое пальто в машине. После первой волны зловония — пять минут, не больше — когда органы обоняния справились с шоком, Аркадий стал усердно шарить по карманам в поисках сигарет.

— Пахнет отвратительно, — сказал Руфо.

— Это русский табак, — ответил Аркадий, наполнив легкие дымом, — хотите попробовать?

— Нет, спасибо. Я бывал в России, когда был членом национальной команды по боксу. И я ненавидел Москву — еду, черный хлеб, а более всего — сигареты.

— Вы ведь тоже не любите русских?

— Я очень люблю некоторых русских. Некоторые русские мои лучшие друзья… — Руфо подался вперед, чтобы лучше видеть, как Блас раздвинул грудную клетку для снимка. — Доктор большой профессионал. Если и дальше дело пойдет такими темпами, вы успеете на свой самолет, вам даже не придется ночевать здесь.

— А разве посольство не поднимет шум вокруг этого?

— Русские здесь? Нет.

Блас шмякнул мягкую сердечную массу в отдельный лоток.

— Я надеюсь, вы не считаете их чересчур бестактными? — спросил Руфо.

— О, нет.

Аркадий живо представил себе Приблуду, работа с трупами для которого была обычным делом.

— Представь себе, какая неожиданность для бедного ублюдка, — сказал бы Приблуда. — Плыть себе, любуясь звездами, потом — бах! и ты труп.

Аркадий прикурил одну сигарету от другой и глубоко затянулся, так что слезы навернулись на глаза. Его вдруг осенило, что он перешагнул определенный жизненный этап и теперь знал больше мертвых, чем живых.

— Я навострился говорить на многих языках, путешествуя со своей командой, — сказал Руфо, — после того как я ушел из спорта, мне повезло работать гидом — сопровождал музыкантов, танцоров, интеллигентов, приезжающих из разных стран. Я скучаю по этому времени…

Детектив Осорио методично выкладывала запасы, которые погибший прихватил с собой в море: термос, плетеная коробка, пластиковый пакет со свечами, бечевка, крючки и запасные лески.

Обычно прозектор, делающий вскрытие, надсекает кожу по линии волос и стягивает ее на лицо, чтобы добраться до черепа. Так как в этом случае и лоб и лицо уже соскользнули и приказали долго жить в водах бухты, Блас сразу приступил к вскрытию черепной коробки с помощью циркулярной пилы. Мозг оказался кишащим червями, которые напомнили Аркадию макароны, подаваемые пассажирам «Аэрофлота». Когда подступила тошнота, он попросил Руфо показать ему дорогу в туалет, маленькую кабинку, где вода спускалась цепочкой из ржавого бачка. Там его вырвало, и он подумал, что не так уж хорошо держится. Возможно, пора на пенсию… Руфо ушел и, возвращаясь в одиночестве в прозекторскую, Аркадий проследовал мимо комнаты, пропахшей формальдегидом. Ее стены украшали анатомические карты. На металлическом столе из-под простыни торчали две ноги с желтыми ногтями. Между ног лежал огромных размеров шприц, соединенный трубкой с ванночкой на полу, заполненной бальзамирующим раствором — технология, используемая и сейчас где-то в русской провинции на случай, если выйдет из строя электрический генератор. Игла шприца была длинной и тонкой, чтобы пройти в артерию. Резиновые перчатки и еще один шприц в запечатанной упаковке лежали между ног. Аркадий сунул упаковку со шприцем в нагрудный карман.