– Нина, – вздохнув, представилась она. – Хотя зачем нам знать, как друг друга зовут, не понимаю.

– Незачем, – согласился он. – Ладно, давай чего-нибудь поедим, а потом сообразим, куда тебя отсюда эвакуировать и как.

– Что значит – как? – насторожилась Нинка.

– Как – значит в чем, – объяснил Феликс. – Тебя вчера сюда доставили в чем мать родила. Правда, была на тебе косуха, но байкер, который тебя в квартиру занес, тут же ее с тебя снял и в ней отбыл.

Картина вчерашнего вечера стала потихоньку проясняться в ее сознании. Ничего хорошего такая ясность ей, впрочем, не принесла.

– Это его косуха была, – мрачно сказала Нинка. – Потому он в ней и уехал. Тоже о своей одежде позаботился. Как ты, – усмехнулась она.

– Насчет моей одежды можешь не переживать. Дарю, – усмехнулся в ответ Феликс.

Рассказывая Нинке подробности ее появления в этой квартире, он успел разогреть сковородку, которую извлек из ящика под плитой, вылил на нее подсолнечное масло, обнаруженное в шкафу, и теперь разбивал на сковородку яйца. Делал он это умело и без вдохновения. Это вызывало даже некоторое уважение: Нинка терпеть не могла мужиков, которые вдохновляются кухонными делами. Впрочем, Вольф тоже ничем таким не вдохновлялся и был мужиком до мозга костей, а вот ведь как вышло…

Феликс накрыл сковородку крышкой и уселся на табуретку перед Нинкой.

– Ты откуда? – спросил он. – Московская?

Нинка кивнула.

– Хорошо, – заметил он.

– Что хорошего?

– Домой доставить проще.

– Тебе меня домой доставлять не придется, не волнуйся, – зло хмыкнула Нинка.

– Как знаешь.

Он снял сковородку с плиты и разложил ее содержимое поровну на две тарелки.

– А если остальные твои гости проснутся? – спросила Нинка. – Всех по очереди будешь обслуживать?

От досады на себя она специально подбирала слова, которые должны были быть для него обидными, и бросала их зло и резко, как камни. Но он, похоже, руководствовался в жизни принципом «на обиженных воду возят», а потому не обратил ни на слова ее, ни на тон ни малейшего внимания.

– Всех не буду, – ответил он. – Тем более я здесь сам в гостях.

– Да? – удивилась Нинка. – А с хозяйством справляешься, как хозяин.

– Что ты называешь хозяйством? – усмехнулся он. – Ешь давай.

Аппетита у Нинки не было никакого, но она понимала, что поесть надо. Может, от этого прекратится и озноб, и тошнота, и даже головная боль.

Она жевала яичницу, которая казалась ей безвкусной, и думала, как бы осторожненько выяснить, есть кто-нибудь дома или нет. Не хотелось бы сразу встретиться с родными и близкими, явившись домой босиком и в чужой майке, надетой на голое тело. И к тому же хотелось порыдать, а это, безусловно, лучше было проделать в одиночестве.

– Ты на диете? – поинтересовался Феликс.

– Почему? – не поняла Нинка.

– Без соли ешь.

– А!.. Да нет, задумалась просто.

– О чем?

– А тебе не все равно? – буркнула она. Но все же объяснила нехотя: – Как домой попасть, вот о чем. Чтобы незаметно.

– Боишься, мама с папой поругают? – усмехнулся он.

– Боюсь, мама раньше времени родит, если меня такую увидит, – сердито бросила Нинка.

– Она у тебя беременная, что ли?

– Ага. На старости лет такой вот финт. Не слабо, да?

– Старость лет – это сколько?

– Сорок два.

– Тоже мне, старость. В таком возрасте, бывает, только первого заводят.

– Никого в таком возрасте не заводят. Тем более от мужика, которого полгода знают.

– А ты байкера того, который тебя сюда в косухе занес, давно знаешь?

– Не твое дело, понял? – рассердилась Нинка. – Забирай свою майку и…

Она начала было стаскивать с себя майку, но вовремя опомнилась. Феликс издевательски расхохотался. Похоже, он относился к Нинке, как к круглой дуре.

«Ну и правильно», – с досадой подумала она.

Как еще он должен относиться к девке, которая спьяну переспала с первым встречным, то есть с ним?

– Сказал же, майку дарю, – напомнил Феликс.

«Дешево отделался, – с еще большей досадой подумала Нинка. – Проститутка дороже обошлась бы».

– Телефон здесь хотя бы есть? – вздохнула она.

– Должен быть. Это ж хоть и Бирюлево-Товарная, но все-таки Москва. А зачем тебе?

– Такси вызвать. У меня же ни мобильника, ничего.

И только сказав это, Нинка поняла: «ничего» означает, что у нее нет денег. Не на такси нет, а вообще. У нее больше нет тех денег, на которые она должна была купить билет до Парижа и полгода жить во Франции…

Поняв это, Нинка похолодела. Это был удар посильнее, чем проснуться в чужой постели с незнакомым мужиком!

– Ой… – в ужасе пробормотала она. – Как же теперь?..

– Что? – догадался Феликс. – Денег на такси нет?

От потрясения у Нинки мгновенно прошла не только головная боль, но даже досада на себя и на весь мир.

– Не на такси!

Слезы брызнули у нее из глаз мгновенно, она не успела хотя бы отвернуться. Кажется, они попали Феликсу прямо в лицо. Он провел ладонью по своей потемневшей от щетины щеке и посмотрел себе на руку так, будто ожидал увидеть на ней какие-нибудь огненные борозды, что ли.

– Не на такси! – повторила Нинка. – Вообще денег нет! Я… Я их… Я их отдала-а…

И тут она разрыдалась наконец в голос, не сдерживаясь и не таясь – так, как собиралась разрыдаться только дома в одиночестве.

Впрочем, и здесь было все равно что в одиночестве – никто ей рыдать не мешал. Феликс молча сидел на табуретке, напротив через стол. Когда Нинка на секунду подняла глаза, то увидела, что он смотрит в окно и его взгляд при этом совершенно бесстрастен.

Ей стало противно. Ревет при чужом равнодушном человеке… Совсем уже! Она последний раз всхлипнула и вытерла слезы.

– Кому отдала? – спросил Феликс.

По его тону и виду было понятно, что он просто пережидал, когда Нинка отрыдается и станет способна внятно отвечать на вопросы.

– Вольфу, – понуро ответила она. – Ну, байкеру тому. – И совсем уж по-дурацки объяснила: – Я его люблю… любила.

– И поэтому ему деньги надо было отдавать? Он что, альфонс?

– Нет, ты что! – воскликнула Нинка. – Просто… Ну, он меня бросил. То есть, в смысле, мы решили расстаться, – поспешно поправилась она. – А я знала, что ему нужен новый байк, потому что он старый разбил. И когда мы с ним за расставание выпивали… В общем, у меня стало такое настроение, что хотелось сделать чем хуже. Себе – чем хуже. И… В общем, я ему деньги отдала. Все, которые у меня на Францию были. Назло себе. Ну, ты этого все равно не понимаешь.