Вздохнув, Гриша отвел взгляд от окна, снова посмотрел на приготовленный им рождественский ужин, сглотнул, ощущая мерзкое хлюпающее движение в горле (точно проглотил скользкого червяка), и решил выйти во двор. Всё же лучше, чем сидеть в пустом доме и жалеть себя.

Он шел по хлопьям снега, а новые снежинки снова и снова оседали ему на ресницы, мгновенно таяли и стекали по щекам ледяной росой. Гриша не особо задумывался, куда идет – просто шел и думал о том дне, с которого всё началось.

Тогда было начало осени и он как обычно собирался утром в школу. Как обычно проигнорировал материнское пожелание хорошего учебного дня и как обычно забыл поблагодарить маму за собранный ею в школу бутерброд. Единственное, что отличало то утро от остальных, так это то, что накануне они с матерью малость повздорили.

Гриша сжал виски руками, стараясь прогнать назойливое воспоминание, но оно, словно бы почувствовав его стыд и страх, с каверзным упрямством вставало перед глазами.

– Гриша, родненький!..

Мать стояла около стола, с мольбой всматриваясь в его лицо, которое он упрямо хмурил, смотря на отрытый где-то на чердаке спортивный журнал.

– Я одна никак не управлюсь. Там работы всего на минуточку, ну же, милый…

Гриша с нарастающим раздражением сложил раскрытую перед ним глянцевую страницу.

– Я же сказал – я занят!

Мать вздрогнула, словно его слова, материализовавшись в холодную металлическую плеть, больно хлестнули ее по лицу. Женщина потупила глаза и ничего не сказала. Ровно неделю назад стало известно, что она заболела какой-то жуткой женской болезнью, при которой доктор строго-настрого запретил ей носить тяжести и вообще делать любую напряженную работу по дому. В одну безумную секунду женщина захотела что-то возразить, но это желание прошло так же быстро, как и наступило – женщина вздохнула и молча вышла из спальни. Через минуту-другую до Гриши донесся характерный звук дробящихся деревяшек. Он запел «33 коровы», чтобы не слышать глухих ударов топора по заледеневшим поленьям.

Утром мать еле встала с постели. Гриша этого не знал, но сил у женщины хватило ровно настолько, чтобы приготовить сыну завтрак, собрать ему полдник в школу и проводить его до двери. Там, облокотившись о дверной косяк, она смотрела ему вслед, вытирая холодную испарину на лбу и моля Бога о том, чтобы сегодня боли в низу живота были не похожи на пробежку по всем девяти кругам ада.

Гриша открыл глаза. Он заслужил это, заслужил всё это, безусловно, но, господи боже, куда она подевалась?! В тот день он пришел домой со школы и не увидел ни обеда, ни матери. Он ждал ее весь день, ждал весь вечер, но она так и не появилась. Он ждал ее на следующий день, и на следующий, но она всё не приходила. Он прекрасно помнил свой первый поход в магазин, эти настороженные взгляды соседей (раньше он никогда не делал таких покупок), их встревоженные вопросы: «Гришенька, а что ты делаешь? Почему пришел ты, а не Алиса?» И Гриша прискорбно опускал глаза в пол, и Гриша лгал, что мама сильно заболела, и Гриша принимал пожелания скорейшего выздоровления, и Гриша улыбался, и Гриша без конца повторял: «Всё хорошо. Она скоро поправится. Скоро, совсем уже скоро». А потом шел домой в пустые комнаты и старался не сойти с ума.

Покачав головой, мальчик укутал обмороженный нос кончиком шарфа и решил возвращаться домой. Он не боялся холода и все усилившегося ветра, они наоборот помогали ему отвлечься, но он боялся, что подумают соседи, завидев его шляющегося одного, в метель, в самый разгар праздника. Еще раз вздохнув, Гриша направился к дому. Внезапно он услышал за своей спиной какой-то резкий свистящий звук. Ветер сегодня не на шутку разбушевался, подумал он, содрогаясь, а потом вдруг понял, что ветер никак не может издавать такие звуки. Обернувшись, мальчик так и застыл. Увиденное ну никак не могло быть взаправду!

С неба, словно огромная пищащая птица, спускалось нечто круглое и светящееся. Загадочная штуковина вибрировала и светилась разноцветными огнями, точно зажженная елка на Новый год. Края исполинской посудины оттачивали багряные лучи-стрелы, рассекающие морозный воздух ядовитым красным светом. Когда это кружащее, звенящее и верещащее нечто с тяжелым жужжанием село на землю, мальчика так колотило от страха, словно бы кто-то хорошенько приложился по нему высокоразрядным током.

Гудение становилось всё тише, пока наконец совсем не заглохло в вое ветра, доносящегося с опушки леса. Открылся люк, и из мигающей огнями тарелки выплыл белый луч, похожий на лестницу. Пылко искрясь, точно зажженные бенгальские огни, луч начал ломаться, превращаясь на глазах мальчика в некое подобие лестницы. Когда луч, приняв зигзагообразную стойку, застыл в воздухе, мерно покачиваясь, с правого бока инопланетной посудины открылся люк. На лестницу ступила расплывчатая фигура и размеренно, с вальяжной неторопливостью, пошла прямо на мальчика.

Гриша, не смея пошевелиться, с паническим ужасом всматривался в приближающуюся тварь. Кровь хлынула к лицу, а сердце, словно загнанная в угол мышь, отчаянно задребезжало в грудной клетке. Бесполое существо (ибо назвать это человеком у Гриши язык не поворачивался) с каждой гудящей минутой, отдававшейся в висках тупой болью, приближалось к мальчику.

Напрасно мальчик трясся всем телом – фигура проплыла мимо него, задев его тощей рукой, но он этого даже не почувствовал. Медленно обернувшись, мальчик следил за тем, как скелетообразная, черная, словно пришедшая из самого ада, тварь шагает по снегу, не оставляя на нем следов. Призрак, подумал Гриша с благоговейным страхом. Внезапно фигура решила свернуть резко влево и зайти в какой-то крохотный домишко на обочине дороги. Приглядевшись, мальчик понял, что это их с матерью дом. Он в ужасе смотрел, как фигура проплывает через их дверь и исчезает внутри. Хотел было двинуться следом, но страх прочно удерживал его на месте.

Вдруг сзади от него что-то резко щелкнуло, Гриша обернулся, поначалу различая лишь какой-то белый туман, а потом, через секунду-другую, в рассеивающемся свете увидел такое, отчего его сердце, с радостью и вместе с тем с холодным потрясением зашлось в дрожи.

За стеклом иллюминатора, прямо в сияющем космическом аппарате, сидела его мать. Его, родная мама, но все же другая. Вроде бы те же светлые волосы, но красивые, с веселыми завитушками вдоль овала лица, лоб расслаблен, глаза смотрят спокойно и равнодушно. И выглядит она лет на 10 моложе.

– Мама! Мамочка! – Гриша пытался добежать до начавшей вибрировать посудины, однако ноги не слушались его. Не страх, а